Жили-были семья богов. Папа-бог, мама-богиня и сынишка-божок. И вот однажды решили они поджарить себе кусочек бушуйского мяса. Папа-бог раздобыл немного хвороста для растопки и отдал маме-богине. Мама разожгла огонь в очаге и начала обжаривать мясо.

- Какой глупый сон! - Рудольф перевернулся на другой бок. Конец света! Хотя сегодня как раз в очередной раз и обещали конец света. Пять часов. Неужели до утра уже не получится уснуть? И это как раз, когда семьи нет дома. А теперь понятно. Вчера перед отправкой их на дачу, он как раз читал какую-то греческую ерунду ~ папаша Хронос и его дети. Интересно, как это детки с их ранимой психикой умудряются спать после таких ужастиков? Отец пожирает своих только что народившихся чад. Понятно, что из недоеденных, то есть, тьфу, несъеденных вырастает маленький Фрейд и начинает вещать, что каждый сын, видите ли, подсознательно мечтает убить своего отца и жениться на своей матери. Подсознательно - фрейденыши этакие.

А сознательно они это, как нечего делать, начитаются этого недопонятого маньяка Фрейда.

Он закрыл глаза и попытался представить себе звездное небо. Обычно, если, конечно, добиться ощущения, что летишь по этому черному беспросветно всё дальше и дальше, а вокруг мелькают светлячками звезды... рано или поздно заснешь.

Правда бабка предупреждала, что многие из рода Данов, особенно почему-то мужики, заглядевшись в звездные дали - не возвращались уже домой.

Тем не менее, ночные полеты были священным делом "клана" слово, на котором бабка настаивала.

Летать меж звезд следовало мыслью, но женщины рода Данов, согласно той же легенде летали, как ведьмы по небу и ходили по воде яко посуху. За что их, якобы, жгли на кострах или топили в прудах.

Кто знает, может так оно и было, в прошлое ведь не залезешь-

- Враги истины трепали наш род, отсекая ветку за веткой живых людей, людей, осмелившихся... - она поднимала к прокопченному потолку корявый палец без ногтя, - осмелившихся яко ангелы... ветку за веткой... тек священный сок, до небес вздымалось пламя. Да вот, только не срубили же!

- Ага, корни остались! - в который раз уже догадывался Рудольф. Время от времени он пытался вразумить бабушку, что она, как патефонная пластинка, нудит всякую околесицу, но бабка, то ли была заговорена со своим склерозом твердить, как молитвы, истории инквизиции, то ли сама в этот момент творила заговоры.

- Смотри внучек в небо! Куда еще-то, прости Господи, смотреть? Хорошо смотри, глубоко - оттуда придут слова, образы. Небо, оно всему научит, во всякой замороке пособит. Сколько там наших и летунов заблудших, и ведьм простоволосых, прости Господи, грешниц, а знахарки, повитухи, проро..."

"Мама Богиня насадила кусочек мяса на палочку и некоторое время держала его над огнем". "А Коперник-то был прав!"

Рудольф дернулся всем телом во сне, и проснулся. Было такое ощущение будто он шлепнулся откуда-то. Во всяком случае, пружины еще гудели. Ну всё - либо бессонница, либо муть.

Он потянулся за зажигалкой, лежащей на полу у ножки тумбочки, сигареты обычно валялись рядом. Рука привычно нащупала пачку. Облом. Пустую.

Полежал некоторое время, жуя спичку, обстоятельства вынуждали курнуть. Причем, что характерно, пыхнуть. Мало этого, косяк с дурью был забит пару дней назад, как раз перед внезапным пришествием тещи. И вот лежал с того самого времени, и шептал, как женщина: "Возьми меня".

Взял. Затянулся.

"Бабушка особенно настаивала на звездной медитации". Ну вот, и второе домашнее слово. Хотя теперь о медитации уже столько понаписано...

"Особенно бабушка требовала, чтобы я научился смотреть, ждать и получал бы ответы. Смотреть и ждать научился, а вот получать...

Помнится, бабушка всё вздыхала, мол, последний из Данов, и чтоб такая непрошибаемая тупость".

- Чтоб ты улетел! - кинула она однажды в сердцах. - Твой дед был олух паря небесного, никогда меня не слушал, всё я ему, видите ли, нехороша была, моложе вдвое, и ростом не вышла, он-то здоровенный детинушка был и тоже из нашего рода, седьмая вода на киселе, туда же... летать...

Я главной должна была быть, наплевать, что княжьего в нем больше - загордился!

Я родилась Даном.

Говорила дураку - не летай! Тебя же по рудным местам водили - золото, какое хочешь, показывали. Наши-то предки высоко - им оттудова далеко видать. Так нет ведь, залетел. А я вдова горемычная осемнадцати годов с отцом твоим колдуном трехлетним на руках. О, сколько их, наших-то, туда возносилось-то. Умыкнули небеса и его. Сильнее прочих был, да видно не дано человеку быть сильнее Силы.

Вся надежда теперь на тебя внучек - в небеса смотри, весточки жди. Наши там. Так что и чуть небеса вздрогнут, не кому-нибудь - своему сообщат. Не тебе так дочери или сыну твоему".

- Жаль - не сказать тебе бабушка, детей-то и нет. То есть, есть, но от жены от первого брака.

Говоришь, сообщат? О чем? Как же жди, держи карман шире. Сообщить-то они, может, и сообщат, а вот как услышать? Понять? Когда всю жизнь только и мог что засыпать, едва только звезды сделаются больше.

Косяк потух. Рудольф лежал еще некоторое время в темноте, ждал.

"Средневековье ставило своей главой не Бога, а незыблемые постулаты и каноны. Поэтому пришедшее ему на смену Возрождение начало рассматривать, наконец, человека, как венец творения Господнее, как личность. Настало время великих перемен. Мы решили, что опасность миновала".

"Мама Богиня отодвинула мясо от жаровни и щедро полив его соусом сунула обратно". Дальше сны замелькали, разрезанными и как попало склеенными кадрами кинохроники. - Ты должен понять! - донесся из динамика голос.

Мелькали гильотина французской революции, солдатами апокалипсиса выстраивались рахитные дети Освенцима, со свистом и грохотом прошивали небо ракеты и падали бомбы.

"Мама Богиня поворачивала над огнем уже почти что готовое мясо".

"Прав был Коперник, и Джордано горел не даром. А Галилей... да Бог с ним, кто-то ведь должен был остаться на земле".

"Ну пойми, ты - последний из рода... - помехи. - Ты же должен поведать миру. Ломоносов предупреждал:

"Что в том Коперник прав,

Я правду докажу, на солнце не бывав.

Кто видел простака из поваров такого,

Который бы вертел очаг кругом жаркого?"

"Ну, ты понял"?!

"Мама Богиня бросила изрядно уже прожаренный и благоухающий кусок мяса на блюдо и позвала семью.

И тогда боги, наконец, съели землю.