АНДЖЕЙ ИКОННИКОВ-ГАЛИЦКИЙ
ЭЛЕОНОРКА
Композиция в семи частях с увертюрой

Вступление. О БЛУДНОМ СЫНЕ

Я был подпаском в стихостаде 
На расстоянии икс стадий 
От нотных грядок огорода,
Где за арпеджио виноградин 
Хозяйка с кожей позолотной.

На протяжении недели
(мгновенья, года) на свирели
я перекладывал сирень.
Поэт, вы помните свирель?
Я изучал по партитуре 
Хор города и огорода
И нотки родинок на теле.

Шло солнце в жёлтом абажуре,
Смещалось стадо, львы лежали, 
Тонули тучи в Усть-Ижоре,
Я в руки брал вас, как родня,
Лбом припадал, как к партитуре,
И крылья на плечах дрожали.

Отец не понимал меня.


Часть I. МЕНАДИУМ

Дождь: менады.
 - мириады!
Пляски как пальцы на клавиши.
Рассказываю про менад.

Променад: 
Мы с друзьями – 
Белый пудель, чёрный пудель и я – 
Шли по улице.
Небо цвело 
Лиловатыми облако-пятнами:
Казалось огромной 
Перламутровой пуговицей, 
Пристёгнутой с краю к Земле.

...или не было?
Помню одно:
Беспокойное чувство скрытого холода.
А между тем
Веселились, ласкались, руки лизали прохожим
Мы: Черный, Белый, 
И я, 
Неизвестный.

Нас прогуливали Менады.
Две девушки нас вели
На бриллиантовых нитках 
Проводов, огружённых сосульками.
И одна – была чёрной,
Белой – другая.
Обе терпкие сны сигарет
Целовали в гепардовый краешек.

. . . . . . . . . . . . . . .
Декорации переменились.
Пальцы деревьев задёрнули полог.
Снег ушёл.
Ночь устроилась в колыбелях сосулек.
И друзья – 
Белый растаял в снегах,
Чёрный – в ночи затерялся.
И я
Обрёл себя в комнате.
Из-за двери, на цыпочках, тихо
Плыл ионический свет.
Как колёса вертелись магнитофонные прялки
И плели шоколадную ленту.

..."тысячи лет назад
жил иониец Орфей.
Пел.
Придумал менад.
А менады его растерзали.
Оправдывались потом: 
От любви!"

Проснулись. Вышли.
Вот время у нас – без безумств.
Земля погружается
В тоннель-тишину.
В ушах отдаётся
Беспокойное чувство скрытого холода...

О мириады менад!


Часть II. БЕЗ НАЗВАНИЯ

. . . . . . . . . . . .
И во лбу голубели глаза
Неопределяемые 
Как разведённые руки
. . . . . . . . . . . . 


Часть III. ОДИССЕЙ - ЕЛЕНЕ

1.

Свисти дуэлями снастей,
Продавшийся орлу.
Ты ветер с воль. Я – Одиссей,
Привязанный к рулю.

Я наизнанку износил
Крест мачт, и буду бит,
Но выплыву меж бледных Сцилл
И мстительных Харибд

На радужных извивах чаш
Предскальных волн и пен,
На рей обломках, на плечах
Застенчивых сирен.

2.

Перемещаются по небу облака,
Зрачок высасывают из белка.
Как сливы вены синим соком налились.
Слабо к сиренам рвануть тебе, Улисс.
Ах, облака мои, вы – фонари.
Гнёт ветер волны в бараний рог, как цифра 3.
Себя привяжешь к мачте и плывёшь,
В пустыню–высь с тоской нездешнею плюёшь.

3.

Медный диск испарился.
Троя рассыпалась в прах.
Взмах её возродился
В крылатых твоих волосах.
Смотришь в море. Вдали
Паруса растворили герои.
Помнишь: в Трою везли... Правда ли? И не видела Трои.
Что твой вол-Менелай!
Пёс-Парис: брал тебя, не любил.
Воин! Крови не вынес веселья!
Был ещё Одиссей. 
Как смотрел! Пел-то как! Но уплыл
На Итаку к жене.
Парус-песнь напрягать Одиссеи.


Часть IV. ВЕСНА В ВИЗАНТИИ

За моим окном - Боспор сирени.
	В ней, в сирени, развелись сирены.
	Брызги в стёкла бросят: пей, сын!
	Засыпаю - песни,
	просыпаюсь - песни!
	Вы мои пьяные гости, ангелы, 
	вы куда меня сиренью маните,
	ваши плечи тянете
	сиреневые?
	Вы войдёте в комнату мою, 
	отряхнёте крылья как от снега,
	и весны сиреневая нега
	с ваших плеч стихами потечёт...
	. . . . . . . . . . . . . . . . . .  

	Шорох неба на ушах безлуний
	крадется: канатоходец с бездной.
	Захожу в метро за Прозерпиной.
	Эскалатор - как глоток раздумий.
	И слежу... И прелый лист листаний,
	осень, Старый Крым, ты дышишь, тут я...
	Звали как тебя? И я не помню.
	Тень у берега - не дотянуться...

(Сидят: мальчик и девочка, у окна на Боспор, и делают вид, что в саду).

Насадил Бог сад.
Ожерелье дрожало дорожек.
Между ними – монетки-озёра,
И в каждом
Искры золотых рыбок.
По краю озёр – 
заросли белой сирени,
Чтоб сирены гнездились.
А дальше,
В тайне сада – 
Луг,
На котором росли 
маргаритки.

Художница, мечтальница,
Пожалуйста, послушай,
Сирены не рисуются 
Ни темперой, ни тушью.
Они живут на неводе,
А изготовил Бог
Сиреновый двугрудый 
Поплавок.
Ледышкам неразумства
В зрачках их не растаять,
Ты брось, не нарисуются:
Весна ведь! Нерестятся!

. . . . . . . . . . . .
(молчание, волны)
. . . . . . . . . . . .

Играет эолова арфа
В колбах деревьев.
Плывёт небо-урна
С самолётиком как с окурком.

Утро.
На горле Невы сжимаются пальцы мостов.

Восток:
Небо порозовело.
Стыдно: застали в постели.
Обнажено.
Стремится
Ветвями-руками
И одеялами-облаками
Прикрыться.

На дно
Лучи
Текут с ключиц
И головы.

Она вошла – Лилит в джинсовом.
Сказала "Здравствуйте" – и стала.
Смеркалось. Снег змеёй живою
Мелькал под фонарями сада.
Привстав с дивана (в левой – лира)
Пожал её руку: "Анджей" – "Ева".
Шёл снег – как зверь. Она творила
В ладони яблоко и ела.

. . . . . . . . . . . . . . . .

Огоньки в окне как витязи
Скачут в гулком отдалении.
Ты подумала – и – мысленно - 
Опустилась на колени.

Поезд. Ночь. Светло-протяжная,
Ты легла (в окне привиделось).
В ту страну, где замков башенки,
Улетели эти витязи.

Огоньки в окне как всадники
Проскакали и растаяли.
Тапок стоптанные задники – 
Всё, что ты мне предоставила.

. . . . . . . . . . . . . . . .

на остановке белого трамвая
глаза блестели как накатанные рельсы
в перчатках листьев
осенний парк тянул свои ладони
и ты казалась отблеском стакана
твой взгляд как сад то серый то зелёный
и как зеркальный шорох листопада
светла
на повороте землю огибая 
глаза блестели как накатанные рельсы.


Часть V. ПО ЗАЗЕРКАЛЬЮ

Поза зеркала:
Стать посередине комнаты,
Раскинуть руки,
Ноги на ширине плеч,
И думать, 
Что спереди от тебя нечто,
А позади – 
Совершенно наоборот.
Позу зеркала 
Принимаем вроде бы ежедневно,
Но лёжа.
А у лежащего – только одна сторона.

Ты помнишь - скользь гранита, плеск
И воду мутную канала:
Она, ласкающийся пес,
Предплечья, подбежав, лизала.
И ты была. И кто постичь
Мог эту царственную милость?

Но ночь, таинственная, сыч,
Над нами крыльями двоилась,
Как речь лунатика темна.
От фонарей лучи как плети
Свисали медленно до дна.
Сбегали волосы на плечи.

Как всё смешалось, как слилось. 
Как много, Боже, и как мало:
Дорога блёклая канала

И ты.

Жизнь начинается за зеркалом.
Там никто не был, но все знают:
Там – сад.
Тенистых много дорожек.
Между ними (монетки росы) – 
Озёра,
В них, в каждом, рыбки, и для красоты – крокодил.
А в сирени сирены гнездятся.
И, наконец, луг, а на лугу - маргаритки.

Справка:
Эхо в Зазеркалье звучит раньше, чем голос.
Сплавляясь вниз, выйдешь к истоку, и чем медленнее, тем скорей.
Тины мрак перед зеркалом - за ним обратится в кармы нить,
От смешного заплачешь, засмеёшься от горя.
В Зазеркалье узоры дорог приникают к узорам дорог Предзеркалья,
Как я пью эту чашу к тебе приникая,
Лицо моё в землю
вошло...

Ты явилась мне во сне
На набережной канала.
Ты бежала ко мне,
Ты сказала:

"Луч во мне как нож.
Я семь лет тебя искала.
Вечный ветер, вечная ночь,
Звёзды в линзах канала.
Я дарю тебе эту ночь. 
Волн стихи.
Тьмы в ней нет, и по ней
Не поют петухи.
Эта ночь – не та.
Отрава её – лекарство.
Это моя мечта, 
Моё царство.

Ты была у меня во сне.
Ты и я и хор канала.
Льнули волосы. 
Ты сказала:

"Вечная ночь – 
наше царство.
Я открою – смотри - тайники".

Ты увиделась во сне
На набережной канала.
Бежала ко мне, ко мне...

И – упала.

Счастлив увидевший Зазеркалье.
Блажен имеющий золотого крокодила.
Блажен стоящий на пороге.

Ты идёшь по клумбам 
Пиковых тузов,
По червовым листьям
Лип светлошумящих,
В зазеркальный бубен
Бьёшь ветвями слов,
Топаешь по клумбам,
Радуешься, плачешь.

Отразились клумбы
В речках глаз твоих.
Бубны
Как бусы
Падают на них.


Часть VI. БЕЗ НАЗВАНИЯ

. . . . . . . . . . . .
Я прикручен к тебе
Как Лаокоон к двум своим лаокоонятам
Свинцовой спиралью
Змеи.
. . . . . . . . . . . . 


Часть VII. ТУМАН НАД ОЗЕРОМ ("Дым над водой")

Комната. НЕКТО:

Леди и джентльмены!
Люди и заменители!
Внимание!
Сегодня
Ожидается выпадение
Небесной манны.
Настоятельно рекомендую всем 
Запастись посудой и спецодеждой для собирания манны.
Ввиду надвигающегося голода
Нельзя исключить
Возможность её запасения и консервирования.

(Всеобщий шум)
 

ОДИН (Другому)
Враньё. Это метеорологи придумали себе небо и наживаются.

ДРУГОЙ
А вдруг – правда?

ПЕРВЫЙ
Тогда будет мировая война.

ТРЕТИЙ
Не понимаете: выпадение манны, как написано, предвещает крушение В.Башни.

ПЕРВЫЙ
Я не верю в Башню. Это придумали экскурсоводы – выколачивать деньги у доверчивых.

ВТОРОЙ
Вы атеист? Во что вы верите?

ПЕРВЫЙ
В три вещи: в отсутствие Бога, в крушение В.Башни и в мировую войну.

(Входит N)

ТРЕТИЙ (Второму)
Знаете этого человека? Наркоман...

ВТОРОЙ (шёпотом)
Слышите? Вы слышите? Наркоман!

ПЕРВЫЙ
Не верю в наркоманов: их придумали таможенники, чтоб был повод обыскивать людей и женщин.

N
Я только что был на Великой Падающей Башне. (уходит)

Башня хорошо видна; её рассматривают в подзорные трубы и бинокли. Точно так же те, на Башне, рассматривают людей на земле.

ПЕРВЫЙ
А она, вроде, и не собирается падать!

ВТОРОЙ
Быть не может – она должна рухнуть по всем расчётам.

ТРЕТИЙ
Да не в расчётах дело. Она не может не упасть, а то – для чего же она существует?

(Снова входит N)

N
Извините, у вас не будет шприца? У вас не будет шприца? (Уходит)

ПЕРВЫЙ
Вам не кажется, что она похожа на воткнутый в землю шприц?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вы помните? Вы помните?
Курили – и туман.
В багрово-красной комнате
Валялся наркоман.
В слепой от дыма комнате,
Где люди и стаканы 
Как судьи-истуканы -
Смеялся наркоман.

Вы помните – ковш полночи -
Лилось окно-лиман.
Кровавя рот, по комнате
Метался наркоман,
И в эту даль лиманную,
Лимонно-золотую
Уплыть дымком-корабликом
Пытался наркоман.

Художница! Вы (помните?) –
Остались до метро
Без лампы в тусклой комнате 
Баюкать наркомана.
Все разошлись. Под окнами 
Легли лучи пестро...
Стоп: здесь и успокоимся,
Не разольём обмана.

В комнате в кресле – N; он как будто бы спит. Вокруг – Орфей, Чувак, Щупальников. Магнитофон играет.

ЩУПАЛЬНИКОВ
За что пьём?

ЧУВАК
За Буревича!

(Входит Эля)

ЧУВАК
Будьте знакомы.

ЩУПАЛЬНИКОВ
Щупальников!

ЭЛЯ
А я – Маргарита.

(N в кресле, не просыпаясь, неожидано выдаёт короткий и судорожный смех)

ЩУПАЛЬНИКОВ
Пей, раз Маргарита!

(Эля пьёт. Смех в кресле повторяется)

ЧУВАК
Дым над водой.

ОРФЕЙ
Я знаю.

(Человек в кресле закатывается в неуправляемом и неостановимом хохоте)

ОРФЕЙ
Что он?

ЧУВАК
Не обращай внимания. На героине. У него мать умерла.

	ПЕРВАЯ ПЕСНЯ НАРКОМАНА
	А мама умерла.
	Мир ла-
		 сков и огромен. 
	И если нет добра, то – зла?
	Хороним.
	А утром подобра...
	Добра-
      ться б до Бродвея.
И если зла, то и добра...
Робею.
Я, зверобой!
Ты, муравей.
Дверь: кто в Кадый, кому – Бродвей,
Серебряная жуть.
Нет струн в руках твоих, Орфей,
А что там? – Млечный путь.
Москва-Луна, Земля-Нарын,
И музыка плела.
И героин.
И героин.
Блестящая игла.
И мама умерла.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

В комнате, в дыму, пьют под магнитофон.

ЩУПАЛЬНИКОВ
За Михаила Иваныча Калинина!

ЧУВАК
Прозит!

ЩУПАЛЬНИКОВ
За Битлз! Говорят, завтра будут – концерт у Кайафы.

ЧУВАК
Не верю.

ЩУПАЛЬНИКОВ
Да и я-то верю в три вещи...

ЧУВАК
Прозит!

ЭЛЯ
Ему плохо?

ЩУПАЛЬНИКОВ
Потанцуй с ним – с тобой ему – хи-хи – станет хорошо.

(Эля подходит к наркоману и танцует с ним. Волосы сплетаются. Земля и Башня по-прежнему внимательно разглядывают друг друга)

ПЕРВЫЙ
Вам не кажется, что она похожа на воткнутый в Землю шприц?

ВТОРОЙ
Ну так выдерните её – и беды на Земле прекратятся. Если шприц – то можно выдернуть.

ТРЕТИЙ
Смотрите: наркоман!

ПЕРВЫЙ
Да не верю я в наркоманов.

	ВТОРАЯ ПЕСНЯ НАРКОМАНА
	Ты думала меня спасти.
Держи карман, держи карман.
Ты думала в меня врасти.
Держи карман, держи карман.
Ты думала прочесть, понять.
Держи карман, держи карман.
И на обломках укачать.
Держи карман, держи карман.
Смеюсь на грех:
То страх, не смех.
Обман.
Держи карман,
Я – наркоман.
Держи 
кар-
ман...
	

(На сцену опускается белое, ещё, ещё)

ПЕРВЫЙ
Неужели это манна небесная?

ВТОРОЙ
Это – манная каша.

ТРЕТИЙ
Это – нарко-манна!

ПЕРВЫЙ
Обетование! Башня обязана рухнуть!

НАРКОМАН
Я был на Великой Падающей Башне.

ВТОРОЙ
Она падает! Она покачнулась!

ГОЛОСА НА БАШНЕ
Она покачнулась! Она переворачивается!

(С неба густо падают светлые пятна)

ПЕРВЫЙ
Это небесная манна!

ВТОРОЙ
Это манная каша.

ЭЛЯ
Это – маргаритки.

. . . . . . . . . . . . . . .

		ОТВЕТ ОРФЕЯ

	Нет, художница, не меня рисуешь.
Нет, сирена, не укачала.
Были в комнате от дыма красной
Трое.

Касетты вращались как птицы над мёртвым заливом.
Окно изливалось лиманно.
У неба табачные кольца
С музыкой переплетались.

А ты укачивала наркомана.


		Сентябрь 1979 - апрель 2003