АЛЕКСАНДР ИЛЬЯНЕН
БУТИК VANITY
Фрагмент из романа

Климат, тяжелые металлы и люди гибнущие под музыку м. За металл!

Словарь слов. Оговорился: снов. Но бог с ними словами, снами. Главное: словарь. Связь с внешней речью на остановке автобуса и глаголы движения на Московском проспекте. Такие глаголы, например: стянуть за спиной у Бьорка его зелёные и красные документы из зелёной куртки, пока он ест «графские развалины» в «Лидо де Венеция», возвращаясь с Южного кладбища. Это а пропо.

Главное: подойти неслышным шагом, даже не прячась, воровато, в черном. Да, унесённые ветром. Хоть пиши песню на манер Брассенса.

Документы, особенно такие как у Бьорка, зелёные и красные, не должны залёживаться, но летать по миру.

В марте получается «Дневник заунывного человека».

Пансионер и сирота: то дефицит глаголов движения, то их избыток.

За пишущей машинкой в хмурое утро марта, понедельник.

Что-то растекается: снежная страна скоро растает.

Мексика, молодые люди стреляют друг в друга из-за кактусов.

(«Тема» Эйзенштейна и её преломление в творчестве. От Мексики до России Ивана Грозного и броненосец «Потёмкин», и чужой души потёмки, и книга писателя М., словно Америку открывающего «гомосексуализм» Эйзенштейна.)

(Телевизор показывает восстановленный найденный фильм Э. о революции в Мексике.)

Бъ думает о русских революциях и социальных катаклизмах меньшего масштаба (бунтах, восстаниях, переворотах).

Далее:

взгляд на кусты и цветы и могилы (целое море. Нет, океан).

Привязанность к земле, родному участку, чтобы не улететь.

Смыслы: буквальный, переносный.

В ожидании электронной музыки.

Зигзаги: прямой путь.

Векторы фильма.

Изучение массового сознания (так называемых «общих мест»). Мир, городок и мы.

Искусство интерпретации.

Страшная и дикая борьба (Ночь, день и Ангел).

Страшные слова. Дикие слова.

Сок, орешки (на платформе в ожидании электрички).

Красная пыль от цветов (сухих, крашеных).

«Пролетарская» станция метро, на той стороне, на Левом берегу.

Транспортные артерии. Купчино с потоками машин.

Строительство дороги как в древнем мире (или: в учебнике истории Древнего мира).

Цивилизованный мир.

Красная книга исчезающих видов.

Эффект парника. Озоновые дыры. Парики мужчин и женщин.

Учебник п.

Неудовлетворенность (культурой).

Ингерманландский диалект, река Ижора. Глаголы движения. Кусты вербы, осины, березы, сосенки, ольха.

Год лошади (пил чай вчера из такой синей кружки «Год Лошади»).

Синяя чашечка с белой цаплей.

П., пансионер.

В девочки и в феи.

Путём зерна, как и все, а так же фонтана живого, ф. любви.

Путём шоколада (горького, сладкого).

П. яблока: кислого, сладкого.

Торф: коричневые воды. Черные речки.

Общество страхов. Страховка.

Благодаря или «несмотря на»: вопрос.

Опять о финской черте характера, переводимой как «характер» (упорство, воля).

(описать) всё это дрожание в природе в порывах ветра, дождя.

Желание покоя.

Тайная осторожность в поэме экстаза (тонкое и неуловимое. Дрожь, трепет). Восторг: название склянки воды туалетной.

Вдова живописца Зверева (подражание мартыновскому: «Мать математика Гаусса»)

Мать математика: звучит лучше. Но речь об инверсиях в данном случае: зверевская вдова упрекала Бъ в любви к инверсиям.

Пример: «склянки воды туалетной».

Порывы: учебник психологии. Буквы, страницы, целые главы. Всё (вдруг) в порывах и срывах. Или: в полёте в штатном режиме с крейсерской скоростью.

В прошлом году купались в теплом озере в будто сказочной воде.

Жизнь на сиротские эти, два-три дня.

Начал (жить в пятницу, получив в банкомате деньги. Шекспир! (шёпотом, но восторженно)

Терпение, труд. Потоп потом.

(рефрен такой)

Крыша мира, весна. Опись денег.

Вчера получил в банкомате вчерашние деньги: в банкомате ЛОМО и одну купюру в ДЛТ на Конюшенной, по дороге в «наше отечество» из Сиротского университета.

Поднялся ранёхонько чтобы петь о сиротских деньгах и деньках.

На этой родине предков (о Параджанов!) в смене сезонов.

Лучше: времён года.

Дописывание письма в понедельник в начале всемирного поста.

Допраздновал день святого П.

Читал Джойса, биографию «Юмор».

Дико и нежно: на кладбище в день святого Патрика. В снегах. Спокойно, солнечно.

Чайки, вороны.

Цифра (число) и книга Фэн-шуй, виденная в швейцарском супермаркете.

При свете лампы книга о Джойсе.

Жизнь по неделям и дням.

Как в ожидании Годо. С красными цветами на кладбище.

Словарь Робер названием пианино или органа. Крыша в кавычках этот сиротский У.

Вдруг все вместе знаменательные места выстроились на Мойке: лесенкой и песенкой. Последняя квартира, Юсуповский дворец, Новая Голландия.

Наш паровоз (идея прогресса и песня), выставка наших достижений в Москве, станция ВДНХ, там фонтан дружбы народов. Там. Тарарам. Тарарам.

Наша вдруг расцветшая лилия, тигровая, оранжевая.

Книга в оберточной бумаге, двух друзей сочинение биографии Джойса в виде комикса.

Гостиница на берегу озера в Лозанне.

Чтения у Катарины. Сундучок (швейцарской клетчатой материи) с рукописями и материалами (книги, в основном и журнал «Искусство кино» с Параджановым)

Словарь Р. как рояль.

Французское радио.

Свет марта сквозь тончайший тюль, занавеску дней.

Коричневое или тёмно-красное: мебель с золотыми ободками, словно вода в наших пенатах, палестинах.

Строительство окружной дороги.

Железную и скоростную до Москвы бросили на время строить (вырыли котлован и куда-то подевались деньги. Англичане, наверное, не перевели. А как же!)

Наш Нотр-дам весь в цветах и слезах (намёк наверное на Московский вокзал. Детище Тона).

Стоп энд гоу (тактика затягивания, для перегруппировки «сил» слов …лов.)

Редактируя «Записки» Бьорка и желая придать им товарный вид (в кавычках!), предаю как переводчик. Утрачивается и оригинальность, и главное «нечто» .....

Поэтому, постараюсь переписывать как есть (но: временами, конечно, сваливаясь, силясь комментировать и приукрашать: орнамент и виньетки: рыбки, птички, цветки).

Итак: в «Записках» Бъ – март.

Тяга, тоска. Тварный ужас: бывший лес. В. товарищество, перечитыванье в Швейцарии. Товарищество, с ударением на и, войсковое как на Хортице. Потуги творческие.

Дом отдыха: военный санаторий.

Военный коммунизм. Бархатные революции. Музыка в.

Зал: концертная зала (хотел написать и написал всё-таки).

Вокзал в Павловске. Переписывание: писем, дороги, дураков.

Опять об опыте тем: глаголы движения, прогулка зимой по Смоленскому кладбищу. До настоящего по савану наших снегов.

Понятие «пенсума». И как материнская мысль: призыв к словарю.

Растений и гадов, цветков. Природных явлений.

Та (как: опыт сравнений) родная сестра из вагона. О непостижимом в природных явлениях говорила вслух. Подъезжали к Купчино.

«Говорят бог, бог. Не бог, а природное явление». Прямая речь с повторением. Материнская мысль.

Вагон молчал, лишь тинейджеры посмеивались над юродивой.

(«Молчал» но словно плакал беззвучно или пел).

Мои огородники, садоводы, «участники». Их Сечь, их Хортица (далее до «письма» султану. Чистота русского мата: чистый спирт, мат).

И: март в сверкающих снегах. О детском: красное солнце за околицей деревни, зимой возвращение домой с лыжной прогулки. Бьорк гостит у тетушки в деревне.

О лыжах, коньках и о главном.

Телах и звёздах (тех).

И искусство фотографии. Красные или малиновые, истекающие краской цветы.

Нищие таджики.

Черная речка во всех смыслах. Кислый, чуть горчащий лимон.

П. Элюар с его формулой «длиться во чтобы-то ни стало» (в оригинале аллитерация: звук «д» три раза и эр во фразе «тяжёлое желание длиться» или «суровое желание продолжать» етс).

Смехотворность и жалкость: дикость и емкость понятий.

Слово цивилизаций на букву ц. С полицией нравов и толкованием слов.

Серебряные: струны, горла, век русской поэзии.

Снег серебрится как в русском романсе.

Я полюбил прогулки, особенно: разговоры.

Ипохондрия (вот ещё из диковатых слов одно! словечко). Насморк, простуда, всё в конце зимы.

Конец зимы, воображаемый коридор цифр, реторт, блинов с (селёдочное масло, красная икра, селёдка, розовое масло лосося» Возвращение «с блинов».

Опыт цветовых ощущений: розовое (масло), бежевое, красная (икра).

Блины (ет сетера).

Улицы Удельной: Ярославская, Костромская, Енотаевская, Камчатская, кажется.

Проспект Энгельса. Дрезденская – вся разбомбленная союзной авиацией со своим Ц. рококо.

Удельная, одним словом.

Солёное, сладкое.

Португалия в снегах.

Солнце в марте, соль масленицы в горле.

Творчество (картинки). Внутренняя речь: ручейки.

Французского радио новости.

Снега памяти (и забвения). На букву фэ французское и финское.

Наши: палестины, пенаты.

Птичка в красном шкафу, кажется цапля с Мадагаскара. Из кости, в наших шкафах.

Снега и слова (можно и без «и»).

Просолённое горло от морских песен.

В У, у друга.

Розы на столе.

Птицы и розы в снегах-словах.

Шум машин на мартовской набережной. Письмо об улицах Удельной, птице-цапле с острова М. Письмо о блинах.

При выходе из метро на Удельной – магазинчик цветов. Настоящий павильон. Гораций! Роза медлит.

Маленькая оранжерея у выхода. Павлины чудятся (в воображении).

Цветы добрались до нас (?): в самом сердце Удельной дивный сад. Розы и невидимые миру птицы.

Удельная: окраина как опушка или околица.

И вот мы снова на «своей» стороне. Возвращение из Удельной.

Весёлый посёлок по соседству (огромность этой грустной окраины, воспетой писательницей Т. Река Оккервиль!).

За Невой, на той стороне: Шлиссельбургский тракт, Обуховская оборона.

Красные обуховские корпуса и церковь за оградой, словно усадебка начала 19-го века.

Бред интерпретаций (кино или искусство кино – это ведь тоже перевод).

На картинки.

О фигуральном, ф. листке и памятнике из ф. гранита.

Выкрикивание слов просолённым и промасленным горлом (в Удельной, «на блинах» у друга).

Ведь: «дружба дело святое» (Пушкин).

Весёлый посёлок. Большевиков проспект аж до сюда, до нашего дома (сталинский ампир).

На краю: об этом и разговор.

Опыт описания местности.

При слове «местность» вспомнить крымских коров. Услышать их колокольчики. Увидеть снова поляну и нас на ней на уроке топографии (крымский офицер, бурундийцы и переводчик). Под колокольчик коров.

В белом солнце. Опера сжигания Снегурки.

Детская книжка об этой бедной девочке, растаявшей на солнце.

Письмо в тёплых носках в прохладе комнаты.

Ослеплённость белым солнцем.

И письмо (ослеплённым солнцем) словно песня, т.е. как у скальдов под мартовским небом. Слова выкрикиваются (некоторые из них не видны в ослепительном солнце).

И снегами. Солнцем и снегами: прямо как самоед.

Улицу надо в Удельной назвать Самоедовская: в честь Чаадаева писавшего об «ослеплённости самоедов в своих снегах».

В пачворке улиц У. выбрать самую центральную, с трамваями, куда стекаются как ручейки или рукавки. И эту самую полноводную «речку» (так называемый проспект Э.) и назвать Самоедовской.

(Проект переименования улицы в У.)

В марте в голове Бьорка такие утопические прожекты.

Нет, (задний ход! Русский ход: так птица-тройка пятится перед обрывом).

Задняя мысль, хорошая мысль, из тех, что приходят «потом» вместе с волнами потопа. Девятый вал опять в Удельной.

Энгельса оставить как улицу в Удельной пар экселлянс! Словно проспект в Удельной: широкий и с трамваями, мигающими вечером и в мартовских сумерках огоньками.

Но дать ей тайное название будто «бывшее»: Самоедовская.

Опять же в память о Чаадаеве (будет, будто Чаадаевская в Удельной).

А милую Дрезденскую, бедную после бомбёжек, переименуем в Батюшковскую улицу или Кондратьевскую .

Где Пенсионный фонд – там подберём место для Батюшковской.

Как мать Раскольникова «давал слово» не вмешиваться в «Записки», оставить их в том прежнем виде. Ан, нет! Всё вмешаться норовлю.

Борьба Бьорка со мной, вот эссеизм.

(Одержимость опытом).

Бъ мой – крепкий орешек, а я занудный, заунывный. Мучитель сирот у Бецкого на Мойке. «Человек в футляре» без надлежащего (коробочки, ящичка, шкатулочки).

Об этом подумал вчера во время прогулки: о надлежащем футляре.

Вернёмся к тому марту. К тем «баранам» Панурга и овцам ет сетера.

Ослеплённость снегами и чернота.

«Всё в прошлом»: максимовская картина, этюд о боли. Об атласах и точках (болевых) на местности, на карте звездного неба.

Тематическое и специфическое.

Перекрашивание вокзала в тон подлинному Тону.

Наш храм: просители, спасители.

Невский в этом месте словно спускается под гору, в сторону Адмиралтейства.

Обелиск как в стране фараонов.

Вчера впотьмах: домах между Костромской и Ярославской.

Возвращение из У. в весёлых огоньках (вот и метро).

(И сказал Господь Адаму: всякой твари давай имена, и цветам и птицам, даже самым малым (букашечкам там всяким всем по буковкам имён), прочитал Бьорк в книге «Магия» об Адаме, первом и падшем человеке и маге).

(Кроме того: уже изгнав сего человека из рая, Господь сжалился напоследок и вдогонку посылает Ангела с некоторыми магическими словами («ключевыми» от слова ключ) с тем, чтобы Адам не пропал в земных перипетиях.)

Бъ решил бросить интересоваться оккультными дисциплинами. Так будет лучше, подумал он, подражая невольно герою Беккета.

Итак: улица упавшего Кондратьева и тихого в своём имении вологодском Батюшкова и Самоедовская улица (памяти Чаадаева) или же Энгельса (для путаницы в головах жителей Удельной. Так прикольнее: о двух именах. Не поймёшь какое правильнее: Ангельская ли, словно в немецкой слободе или наша Чаадаевская, в память об ослеплённых снегом и солнцем самоедах.).

Страсть к переименованию со времён Адама, первого мага, падшего человека.

Возвращение из У.

В подземном виде городского транспорта, в желтых вагонах синих поездов. Хроматизм мифа.

Из У. в наше мартовское утро. Письмо с полным горлом слёз.

Полное света.

После бани. Как на «восточном фронте» без перемен.

Святая премудрость отуреченная, чтобы ни сказать, оболваненная. И дервиши чудные, турецкие. Жалкое и бедное со всем бывшим и сбывшимся растает как мартовский снег.

(Огуречная вода, розовая вода: хроматизм вод.)

Как в учебнике языка упражнение на тупиковые сочетания.

Болезненность наших докторов.

И больные – розовые, пышущие здоровьем.

Парность, простота. Кусочек брынзы, немецкого сыра с нежным греческим названием «Фета».

Да: пары слов. Немецкое, нежное.

Красная машинка «Де Люкс» (серая бумага, местами выцветшая на солнце).

Работать «тупо и рьяно» не получается. Какие-то капризы, смена настроений в игре света с тьмой. Циклы и цифры (круги, карусели). У Верлена стихотворение о лошадках.

Бьорк о своём. В шумах и грохотах читает и как читатель представляет полумрак испанского собора (сцена из «Истории глаза» где главный герой Лорд).

Из всей книги смутно помнит сцену у обрыва и полусумрак собора, сцену исповеди. Саму исповедь забыл. Помнит полумрак собора.

Таков читатель, приходящий исповедовать писательниц, те в слезы, и сбивчиво рассказывают о своём.

Губы и уши, и решетка «кабинки» для исповеди.

Или у Лермонтова: садится на краешек кровати. Ну, рассказывай.

Читателя, советчика, врача.

Томики исповедей. Болезненная отрешенность исповедника (отвратительность признаний).

Или у Бунюэля: епископ берёт ружье и стреляет со словами «Спи с миром».

Епископ в кавычках, который устроился в качестве садовника к буржуа, с целью найти убийцу брата.

Месть сладка, как сказать по-испански, спросить у менялы.

Огромное количество проводков, не сосчитать .

Задний ум вспоминает (на тему исповеди) о нашем чтении у Катарины, в день Защитника отечества. (почему «отечество» с маленькой буквы, потому что о. много, а защитник один как перст). А пропо. Можно и так написать: защитника Отечества. Мол, много нас защитничков, а Оно одно.

Меня пригласили прочитать лекцию о романе.

Пригласили, точнее, почитать.

Я придумал прочитать о романе («типа лекции») на ковре и диванных пуфиках как в крымском ханстве.

Диван а ля Гёте, восточный.

Как дервиш танцевал (то есть пьянел от танца). Голова должна у публики кружится на диванных подушках из кожи, как в детстве на «чертовом колесе».

Танец за малиновые деньги, «катерининки» Катины.

Дервиш принимает подаяние.

«Танцевал» на тему жизни Бьорка.

На тему его разговоров с (далее неразборчиво).

На тему заднего ума. И опережающих чувств.

Проблематика, интересующая Бъ: цвет и запах времени и денег. То есть грязь, чистота, вся палитра. Вся гамма.

Глаголы движения (правильные, неправильные) и существительные бытия: большие буквы немецкого языка для существительных. Чтобы не путать их с другими частями речи (особенно с глаголами движения).

Линии и траектории глаголов внешней речи и их проецирование (условно говоря) вовнутрь – эллипсы внутренней речи.

«Алкоголи» Аполлинера (писал о том, что может опьянять).

Всё может опьянять. Зелёный крест аптек вместо булочных. Вместо «Красного креста и полумесяца». Интересная символика: грин крест.

Кефир, грибки кефирные и красочные упаковки.

Всё Бьорк интересует. И иногда радует.

Радует и интересует.

Императив: все жанры, кроме скучного. Яд времени эта скука (с воздухом в лёгкие и с кровью в мозг). Лёгкой скуки яд, писал Александр Блок.

Бьорк исследует яды.

Исследует витамины.

Не всегда на себе.

Методы наблюдения, кропотливо и изо дня в день. Иногда озарения. (Опять «лубочная картинка» в учебных целях).

В марте жизнь на малиновые деньги («катерининки»).

За танец о жизни получил малиновые деньги вечером двадцать третьего февраля, чтобы написать об (об этом) в марте: бедуин поющий о вымененном коне.

Чтение – диван.

Обещанная рукопись была представлена в виде показа (нечто вроде «защиты» а точнее «предзащиты» на конногвардейском диване).

Эволюция рукописи: расширение и сужение под воздействием факторов. Всевозможных ф.

Ах, флюгерок мой, ветер подул, и он повернулся в нужном направлении (о чувствительности к направлениям мысли в виде ветра). Аллегория мыслительной жизни (здесь и крыша и механизм, служащий определителем направления). Флюгер может зашкаливать и даже ломаться. Пример с ангелом на шпиле.

Поэтичное описание мыслительной деятельности моего героя. Повторим вслед за Бердяевым: интеллектуально-чувственный метод познания.

То есть наполовину расчет, наполовину интуиция. Или по-другому: парадоксальное мышление? Где ум находится в неизбежном противоречии с чувствами. Етс, етс.

Сестра твоя родная.

(Цикл умиления при виде феноменов обоего пола. Повторяющееся. Нитью или строчкой.)

В переходе из Гостинки на канал Грибоедова одна сидит, перебирает вещи, другая играет на скрипке.

Белый свитер купленный у старушки когда-то у самой ограды собора как у самого синего моря (у самого синего моря етс).

Белый любимый.

В синих нижних и финских штанах присланных ещё 12 лет назад Райей из рая (или: Райей для нашего рая). Исподнее для преисподней. Или, наоборот: для поднебесной.

Как знать-с! – лебедевские преждевременные интонации вдруг обнаружились в вас.

На арзамасские чудные деньги куплены были коричневые сандалии, в этих последних и пишем, на босу ногу (понимай: без носков).

Синий же бадлон это «письмо» от Шарлотты.

Нота Бене, ещё а пропо той «сестры» из вагона: удивительное в ней было то, что внешностью она была совершенно обывательская дама всех времён (дородная и в шляпе! Хорошо и прилично одета. Но речью чюдна: то матом сделает кое-какую ремарку кому. То, подъезжая к Купчино, произнесёт свою знаменитую тираду о боге! В какой связи? Может быть, дождь накрапывал. А, скорее всего, собиралась гроза.)

Исследования Ингерманландии в миноре и мажоре.

Учась у неба, прятать там свои сокровища, как в детстве «зарывают» свои секреты. Клады. Вихри враждебные приручать, дрессировать их.

Волосы остриг: по картине Нестерова «Великий п.»

На тему «тихо запер я двери». То, что ускользает от фиксирования на (или в: анатомических атласах. Географических картах.)

Нити, проводки (механизмов и персональных компьютеров). Вообще тема «техники» интересовала Бъ: тема сложности.

Тема притягательности тел (синие, красные цвета как на магните). Теория и практика притяжения, падений.

Опять: ручьи и речки. Забытое имя финского хутора (в окне вагона мелькает местность).

Бьорк думает о «невозможности» в принципе (о теории отрицательного). И завихрениях в кавычках в этом магнитном поле чувств. В синем и красном. Изображение ироническое магнитных бурь при помощи синих и красных стрелочек.

(Рассматривая карту области).

Когда станет грустно, поставим видеокассету, где Охапкин в желтом доме читает стихи, госпожа Б. с котом, и мы рассказываем французам о важности того, как правильно заварить чай (не вникая во все сложности чайной церемонии. По крайне простой или упрощенной схеме.)

Вокзал принялись украшать и перекрашивать в связи с предстоящими торжествами.

Поезд катится то вниз по карте (к городу, в низину. То взбирается вверх к пушкинским высотам, павловским. Саари – это и есть мыс).

Остров тоже. Холмы-острова: из сарских в царские. Испорченный телефон и новый смысл.

В ту поездку знаменательную на «Грибоедове» на «Александре»: деревья в воде. Колокольня в воде. Все собрались на палубе и рассматривают достопримечательность. Красиво: в воде.

В невозможности возможность: такая формула. Музыка (то же полемическое поле сил, красные и синие. По упрощенной схеме без других нюансов.)

Ирония, судьбы. Вот «запятая» чтобы хоть на мгновенье разделить неразлучных.

В сентябре редактирую Бьорка записки (там месяц март у него. Работа идёт как-то вяло. Заунывное треньканье его народных инструментов: балалайка ли баян. А пропо: вчера юноша играл на простеньком баяне в вагоне электрички. Хорошо играл!)

Просодии и тема постмодерна (это так к слову: что нам до него. И то, что он в нас или мы в нём. И взаимопроникновение внешнего главенствующего течения, «мейнстрима» и наши собственные течения, и наша собственная вода: от ручейков до океана. Здесь уместен вполне болезненный знак восклицания, пафос доходит до!)

Письмо о книгах, оставленных в деревне в гараже-амбаре, в хозяйственной пристройке. В той «летней» библиотеке мы рылись, выбирая книги. И остановили свой выбор (удачный, не удачный?) на Паскале 1812-го года, Декарте английского издания, но на французском тридцатых годов 20 века, Паскале карманного издания «наших» лет, тибетскую «книгу м.».

Наверное, магия имён и цветов определила выбор. Наверное?

Тибетская книга красного цвета как империя чувств.

Обскурантизм на букву о.

Озарения и в марте – свечечки и огоньки.

Переводчик как бывшая и сплывшая империя (нет лучше «в процессе»: тающая, уплывающая со снегом. Империя талых вод.

Намёк на пьесу Верлена где он сравнивает себя с гибнущей империей.

Кому придёт в голову плакать по поводу утекающих вод.

Плачется все-таки от неясных мотивов: опять Верлен!

Раскол нашего поэта (та знаменитая трещина, о которой писал поэт немецкий. Разлом мира. То по сердцу проходит, то по голове).)

Кино Вавилона или Голливуда важнейшее для «нас».

Искусство минора: плача и жалоб. Хныканья (опять струны простых инструментов).

Сколько неясного и смутного на сердце в этом марте.

Искусство дыхания (не дыши, замри.) Открытие «гекзаметра», этой лесенки для тренировки дыхания (в том числе). В квадрате марта вы спускаетесь вниз.

Утро п.

(А пропо криптограмм или просто элемента скорописи. От «нервных» окончаний?)

Критик с простой фамилией и бородой сказал госпоже Б., возвращая рукопись романа, «Пэ не хотят печатать» (Бьорку понравилась строчка сама и особенно «пэ» с точкой. Госпожа Б. сама сочинительница, хотя дневное время проводит в интригах и гадании на картах. И изящно отредактированный критик. Госпожа Б., словно тупейная художница!

Сродни озарению и подобно («Матери математика Гаусса»! етс). Бесподобно (тема «компаративистики»).

Итак: утро п. (как у графа Толстова, Левин).

Задание (пенсум): переписать два три слова.

Прочитать Люцерн, дочитать «Часы» (американский роман, где писатель, обессилевший, физически выпадает из окна, выбрасываемый (словно) какой-то стремительной силой), писатель В.Вульф входящая в волны (навсегда, навсегда).

Под серым небом марта. Неделя кино (на тумбе французского института читал о неделе фильмов «Поколение Фасбиндера») В музее кино, Караванная, 12.

Масленица продолжается.

Битва с Великим п.

День второй, вторник. Амбивалентность времени года: поздняя зима, ранняя весна.

Достал с антресольки красный том. Это Мюссе.

Купленный в Калининграде, городе Канта. На деньги «армии спасения».

Янтарь название в кавычках синего поезда.

Я в Янтаре (нах Москау).

В черном портфеле красная книга: вот почти всё имущество. Бьорк на синем и желтом мчит (глагол движения) в Москву.

В Москву на янтарном поезде: красиво.

Зачем вдруг понадобился Бьорку в марте забытый Мюссе. Пусть пылится классик на высотах Бьорковской квартирки.

Стансы к Малибран: из которых Бъ любил одно восьмистишие.

(Открытое в любительском театре, благодаря Саган).

Бъ любитель тихо кланяться и благодарить. Китайский болванчик этот Бьорк!

Теперь вдруг решил достать с антресолей Мюссе.

Не было сил прочитать его недужную «Исповедь » (ненужную: вот рифма).

Не было сил: всё кланялся тихо и благодарил. Раскачивался и пел. Вот дервиш

(Надоело уже цацкаться с этим Бьорком. Нянчиться с ним. «Миндальничать», сказал бы дедушка Ленин.)

Бъ только того (наверное) и ждёт: чтобы его поласкали, убаюкали. Нюню распустит и истекает патокой, мёдом. Бьорк кисельных берегов и рек молочных.

Довольно жаловаться: это Бъ виноват во всём! Довёл.

Любитель старых книг с детства.

Детство, пишут писатели – это родина. Дом между Фонтанкой и улицей Рубинштейна (Красный Камень, словно крымское вино или рубиновые звезды.)

Маленький Бьорк идёт с бабушкой под венецианскими арками. Это квартал, где жил Достоевский. Бъ не знает такого писателя, только улица в разговорах взрослых на слуху («Достоевская» рядом с Кузнечным рынком).

Ещё писатели любят писать о «пене» дней, «башне» дней. Или «дне» дней.

Сидят на своём дне и вспоминают, сочиняют о родине (мол, дом с фонарями как в Венеции) етс.

Лубочные картинки, «откровения».

Словно спрятанное в детстве сокровище, «секрет» (в скверике зарытый Щербакова переулка, где была баня). Была баня: слова полные грусти.

Кирпичная старая как в Новой Голландии.

Этюд по политической э. (хочется сократить, редуцировать «экономику» трат и потерь). О таких писать ноуменах как донромания, ониомания. Две сестры (одна страсть): дарить, приобретать.

Тенгли , виденный в Швейцарии с его сцеплениями (о том же: страсть находить предметы и сцеплять. Потом показывать «за деньги»).

Это, конечно далеко не «так». А всё намного сложнее. Или: проще!

О больном, дурацком.

Материалы в марте: диссертация не идет вон из головы.

Дно колодца, дневные красавцы.

Писать: инфинитив, императив. Кто-то словно «повелевает петь». Опять: Версаль и хитроумные машины для пуска воды. Или Петергоф: здесь уже другое устройство фонтанов. Вода сама бъёт, хлещет. Такая местность полная воды (в озёрах верхних). Только трубы подводи.

Путём органа.

Письмо вручную, почти дедовским методом, прадедовским. «Как нас учили бабушки и деды».

Выбрал себе это имя Бьорк, женское как волосы, огненная шевелюра.

Сладкое как сельдь в винном сосусе.

В своей атмосфере в этих тонах и полутонах. Обои розовые и покрывала почти им в тон. Да цвета обожжённой глины с золотой каймой (ет сетера).

И французская эта простыня пятном синеватым.

Страсть к прогулкам и разговорам сквозь все времена года, их чередование.

Из интерьера во внешнее: даже в мыслях такие переходы. И раньше по невинности не из-за незнания основных законов, опрометчивые ходы, поступки. Теперь, наоборот, из-за знания или догадки о главных и даже множестве подзаконных актов и уложений, боязнь ступить. Страх ошибиться.

Желание быть застрахованным, не быть разбитым, как те вазы или статуэтки.

И каменеешь от страха или испуга. Становишься как хрупкая ваза. Падаешь, бьёшься в дребезги (путём фарфора).