АЛЕКСАНДР ИЛЬЯНЕН
П.РОЗА ЖИЗНИ
(2 часть)

Опасные связи. Слова, связанные с опасностью. Смысл опасности. Тема: опасность.

Одесса, мама, я. И море. "Жемчужина у моря", черная пластинка. Безумие.

Опыт воспоминаний, одежда. Театр слов, жестокость осталась за дверью бункера. Зеленые стулья, ожидание, когда запоёт дверль. И она запела. Расцвели тюльпаны и нарциссы тридцать первого января в день затмения. Фестиваль искусства упадка. Что есть упадок? Котлован, вырытый для скоростной железной дороги из Эм в Пэ, небо над ним. Ветры над встречей. Сирокко, саммум. Сезоны симметричны если угодно, дань небу над новым котлованом.

Опять замечаешь всё вплоть до решеток, чердачных окон. Взгляд из кошкиного дома.

Освобождение неба от помех. Природа их (помех). Вмешивающиеся силы, пытающиеся помешать (помочь). Помощь от помех. Заградительная фольга (дождь). Слезы, капельки. Экран это заграждение: защита, болезнь.

Очень много белых роз. Красная роза огня в печи. Прогулка до деревни детства. Истинная жизнь за кадром. Фильм черно-белый с названьем кратким.

Очищенье слов солью. Открытка "Пьета" из Швейцарии. Включить и плакать.

Педагогическая поэма это калька-с, воспитание чувств. Тавтология, избыточность белого тумана, пар. Риторы, поэты, государство. Связь при помощи тарелок, проводов, нет почтовых птиц, нет. При помощи серебряных рель в голубой зиме, пенье проводов. Человек, или женщина, например, везет себя как курьер из города Эм в город Пэ. Роль этой молодой женщины непонятна до конца. Говорят, что она авантюристка. Но, что в сущности есть авантюра 1. Приключение, дорога это уже понятие жизни, религия. Концентрированное выражение, суть. А авантюра и авантюристка это оценочное, отрицательная коннотация, взгляд людей во время лунного затмения, в ожидании солнечного, листки календаря примерзают, руки или пальцы, точнее, ленятся отрывать, всё врут календари, линия отрыва маленьких настенных альманахов. Вот вам и авантюра. Григорий Новых, Анечка Бози, наш друг. Notre ami. Милый друг (женский род) в боа из черных перьев. Я спросил её сегодня утром по телефону, есть ли у англичанина перья? Где, спросила она. Везде. Смех. Потом она сообразила сказать, что он гол как сокол. Вернее она не так сказала, это присочинено мною для красоты. Её слова были "он как пупс". Тогда я не понял, что это значит. Теперь понимаю, кажется. Розовый, голый, без перьев. Зато Аня в боа из черных перьев. Свиданье в "Сладкоежке". Имена: Аня, Маруся, Слава. Подарок мне кольца Марусей , это лунный камень в серебре. Рассказ ею о страшном сне. Аня вдруг расплакалась. Ей показалось, что я рассказал плохое. Она заботится о своём имидже. У её англичанина дикий ум. Хохот. Дикость ума вызывает веселье. Завтра, а в сущности, когда я пишу эти строки, уже сегодня лекция-день рождения АД в галерее на Лиговке. Аня сказала, что я пишу скучные книги. Торт Наполеон, красочные десерты. Анины рассказы о девочке, которая хотела ей служить. О мальчике паже четырнадцати лет. Но где они? Американец привозит коробку шанели. Показывает фотографию ЛБ. На снимке изображены как в клетке двое. Аня и ЛБ. У неё серебряный глаз, он за её спиной, с одним открытым глазом руками держит прутья решетки. Встреча с Юрой Голубцом в медиатеке. Дарит мне свою сиреневую книгу. На углу Невского в баре пьем чай Выбор императора. Затем он едет кормить кошку на улицу Ленина. Я иду на свидание к Маяковке. Любовь сестры, а может быть еще, по формуле п. Столик в углу.

Первое марта.

Переписывание треугольника, его сторон. Лиговка, Невский, Марата-Николаевская. Три церкви. Баня, концертный зал, метро. Свадебный десантник на свадьбе поэтов. Воздух полон чудесного цветочного одеколона. Это было мне утешение за пропущенный вчера салют. Цветы фейерверка. Итальянское кафе на "канале Грибоедова". Пьяный фанат в голубом шарфе. "Конечно, нет" ответ друга. Я промолчал. Хвост библейских петухов, их метафорический крик уже расцвёли и отзвучал. Разговор о насилии. Я рассказал притчу о подстриженых волосах. Не пэ ли я. Словно чудо: на месте отрезанного уха фаната выросло новое, не хуже прежнего. Разговор о цветах зла, после того как на небе на несколько минут по попустительству небесных сил расцвел павлиний хвост. Цветы зла. Наша победа, наши поражения. Войны огненные и холодные как май. Декабрь в нашей Ш. Небо моей Африки, мой Пушкин (морское училище, колокол св. Софии). Трусы надетые наоборот. Быть битым, подумалось мне, странно. Агрессивность фанатов, их голубые шарфы. Распустившиеся букеты в небе нашей Александрии, увядшие, пока мы ехали в метро, под землей. Осыпавшиеся цветы зла, павлинии перья, глаза. Уши фанатов, словно пришитые нерукотворно. Новые уши, спрятанные мечи, газовые баллончики. Разговор в кафе на канале Грибоедова. Понимание невозможно, вдруг поняли мы. И розлитый по слову поэта цветочный одеколон. И свадебный десантник на свадьбе поэтов, его обручение с мистической розой. И слезы поэта и запах цветов. "Врачебная тайна".От вокзала до "От винта". Наш путь по Невской перспективе. В портфеле пансионера полкило шоколада. В голове пансионера? Бред переводчика. Delire d interprete. Утро пансионера. Метры и километры, мэтры и метро. Павлиньи хвосты, глаза и особенно уши фанатиков. Александрия, память о библиотеке. Голубые шарфы, красные флаги. Бело-красно-голубые флаги. Поездка в Кириши, майя и богема. Терпение и повторение слов. Выучивание звуков. Невысказанность, высказываемость. Наизусть по-французски значит "сердцем знать". Буквально: par coeur. Безумие мира и сердечные мосты. Огненные цветы возгораются в небе, гаснут. На следующий день запах цветочного одеколона. Сирень, Кармен с розой, фиалки, лесные ландыши. Друг с сумкой по дороге в семью. Приглашение на фейерверк. Пропущенные места как в истории древнего Египта. Царственные и обожествляемые кошки. Их фигурки из файянса и серебра. Гады из фарфора. Маски царей. Наша река, наш пансионер с его народом. Стоянка кораблей и "одинокий сталинский дом". Напоминание о Египте фараонов. Звонок Ани, свидание с ней вечером в шесть у "Северного ветра". Прогулки пансионера, пальто и синяя шапочка в кармане. "Синяя шапочка". Взять мешочек политиленовый полинявший и пойти в магазин за яблоками из Ю.Африки. Борей, богема. Май, майя.

Песни в голове, сиеста в прохладной комнате. Юг заблуждений, миражей.

Петь для пяты героя. Желание "защититься", прикрыть уязвимые места.

Подключенность к проводам, нервная система. Следовало бы сказать: и нервная система. Нервы, провода. Церковь Спаса нерукотворного, иду мимо таксопарка. Опыт описания. Камни и крыши и темное синее небо. Сосульки как в пещерах-музеях живой природы. Их блеск хрусталя и опасность для таких как мы, пансионеров. Красота и опасность.

Поездка в Кириши в Светлую пятницу. Завтрак в электричке принародно как Исповедь. Завтрак публичный но не как казнь, потому что словно исповедь, ведь вместо публики народ на колесах. Опять вагон. Продолжения. Болота, сосенки. Березки. Юра Голубец завидует старушкам. Мол у тех есть пенсия. Как будто песня. Розовая куртка и шелковый шарф таких цветов: красный, светло-зеленый (салатный), черный, бирюзовый. Пасхальная одежда. Брюки цвета волны морской. Сидел как пансионер один на сиденьи, окружён народными тележками, в том числе и с цыплятами. Старушка одна в коричневом спала на лавке, мужчина не молодой читал какую то английскую (американскую) книгу. Такие мелькали имена: Дэви, Вольрот, Малори. Потом мелькали поля коричневые, серые. Мост над Волховом. Вокзальная площадь. Трубы, огонь (раньше). Улица Мира. Улица Романтиков. Всё прибрано, ухожено как в Европе или имперские времена. Отодвинутость в другое время. Желтые цветочки. Настоящая светлая пятница. Ирины Львовны дома нет. Сижу на скамейке, смотрю на её окна на первом этаже. Проходящий мальчик сказал, что видел уже крапиву. Нет мук ожидания, а чудо удивления. Выросла крапива. Зеленая как "первая зелень". Апрель. Горькое пиво, ирландские чипсы из привокзального ларька. Цистерны с нефтепродуктами. Опять "новая Америка". Электричка подошла. Садимся в сторону С.-Петербурга. Спим на лавке как та утренняя старушка, только не в коричневом (зипуне), а розовой швейцарской (португальской) куртке с зелеными и синими наставками.

Поле, снега. Поле половеческое по названию деревни, а хочется сказать половецкое поле. Заупокойная молитва.

Начать писать в желтом блокноте в поезде омском, в вагоне удмуртском.

После восьмого числа, красного дня календаря, NB: обрамленного черным, как кошелек или французский классический роман, просыпаюсь. После седьмого: празднование в обществе четырех, потом троих нашего дня Ангела. Четверо (работник Иван Иванович, хозяйка Лариса Андреевна, Вадим). Иванович Иван уходит, рассказав о своей жизни. Пьем "Малиновый звон", кубанское вино. Tout est mange, tout est bu. Что я могу еще сказать после того грустного зверинца. Отяжелевшие, не легкие как танки, идем в сторону Сенной. До этого делали остановку в кафетерии булочной на Театральной. Описание прогулки. Ожидание на ступенях метро. Как в классической поэзии. Грусть ступеней. Атмосфера того серого дня на площади-базаре. И все же: мимозы, тюльпаны. Революционные гвоздики, память о униженных и падших женщинах. Смысл восьмого марта. Воскресенье их.

После пения дрели, нарциссов и тюльпанов, затмения луны, двух роз как сестер из под неба Московского вокзала. Возраст поэта, велосипед. Сказанное им о внутреннем опыте как будто намек на Батая. Имя последнего не было произнесено, но витало в воздухе.

После проповеди священника в черном. Он говорил об огоньках большого города, метро, телевизоре. О защите от информации. Не включать ящик. Идти по черному снегу с опущенной головой. Черное и золотое.

Последняя свобода (окончательная), прощание с телом. Оставление тела, уход как из дома.

Почта как в стеклянном ящике, вместо стены: стекло, решетки. Сиеста в наших серых и черных местах. Между стеклянной почтой и выходом в медиатеку. Время, место. Экран пишущей машины, время: 11. 55. Новый день, но тянется как сне черный шлейф. Ночной ужасный фильм. Le cri du hibou.

Праздность, праздники. Букет пороков (один как куст, веник). И цирк. И церковь. Голубая, любимая. Морская под брызгами дождя. Золотые купола. Мажор, минор. Каждый день занятия. Как у муравьев.

Приступ аллергии, нашей веселой как вдовы болезни. Как ремесло болезни.

Прогулка по городу. Кафе "Кошкин дом" на углу Пестеля и Литейного. Описание прогулки: опыт. Остановки, например в булочной на Пестеля напротив церкви св. Пантелеймона. Покупаю песочное пирожное за 3 руб. Иду дальше, в сторону собора.

Прогулка по улице Евгеньевской, от пересеченья проспекта Бакунина и Исполкомской улицы. Дощатый зеленый забор вдоль заросшего сада. За забором больница св. Евгении, в глубине. Чудесная улица с весенними веточками и заходящее солнце. Пересечение улиц Старорусской и Кирилловской.

Прогулки по городу, возвращение в дом. Голос, музыка.

Продажа дома из за угрозы раскулачивания. Переезд в Костромскую, ближе к Галичу.

Пропуск, пауза. Три призвания. Ссылка на Бодлера. Le coeur mis a nu. Книга жизни это тибетская книга "мертвых". Ссылка на Митю. Белая книга на белом подоконнике, на синем окне. Экран и здесь и сейчас. Болезнь в апреле. Прогулки по городу. Без свиты, без попутчиков. Пессимизм или экран. Женщины и жизнь. Целая тема. Встреча в кафе "Лайма" на канале "Грибоедова" с Йенцем и Таней с "Грибоедова". Розовые стены, второй этаж. "Тайное" явных встреч. Тайна. Тема. "Тема" тайн. Явное в лучах заката. Дом голубой, кафе "Лайма". Стены радостные, розовые. Возвращение из медиатеки, после обмена денег в доме 27 по Б. Конюшенной, с рук у милиционера. Мент в голубом (на самом деле в сером, но вечером кажется голубым, сизым). Невский проспект в лучах заката (запада). Захидное искусство (мистецтво). Развитие темы, поиск. Черемуха, соловьи. Тема "Грибоедова", потом "пенсии". Целый modus vivendi. Башня "думы" или Думы на перспективе в час заката. Моя Дума и солнце за ней. Заход (захождение) в "Пассаж" и покупка губки и фумигатора. Через подземный переход перехожу на ту сторону Невского. Такая прогулка по Перспективе. Здесь и поэзия и розы. Можно брать в кавычки, можно оставить так. За ними(без кавычек) другая крайность. Очень ранняя весна, первые листочки. Ещё заходил в Елисеевский магазин (до войны там жили наши родственники, дядя Коля, брат бабушки и тёти Тони). Его жена продавала цветы прямо у входа в театр магазина. Где театр, там и мемуары. Покупка рыбы в магазине-театре. Пожелтевшие снимки, длинноты искусства. Мнимые затягивания. Длинноты это плохо. Длинные пассажи как в музыке сфер. Мои спекуляции, их сила и разбег, стадион. Зеленая трава Военного института. У нас он ноль. Слова полковника, Пушкина. "Грибоедов" и мишень. Матрешка нулей. Толпа фанатиков, их крики и флаги. Ноги того "футболиста" и ногти. Пиноккио. Лис, кот. Новолисино и Фауст. Мефистофель, где ты?

Протопоп. Воздух, вода, огонь.

Радуга восьмого февраля. Когда я вышел из дома 8 ф. чтобы поехать в грустный морг, на остановке восьмого автобуса, рядом с памятным железо-бетонным заводом, в сером облаке увидел радугу.

Рождение в этом городе, продолжение. Меняемся и мы и мир. Снег меняет окраску как зверь или покрывало от гари, дыхания машин. Звериное и вещественное. Ткань и снег, чудо падающего. Идеи, люди, события. Человек и люди, свет проникающий, фильм вчерашний. Критика такого и другого разума. Поиск работы (заботы). Душа мятется. Мечется. Башня собеса в моем вчерашнем хождении (выходе в люди). Окно, взгляд с седьмого этажа в ожидании своей (моей) очереди, две просительницы впереди. Лифт привозит новых просителей и чиновниц. Как в фильме по К. про К. Река Охта (очевидно), заводы, красная башня из кирпича, вдали микрорайоны, Смольный. Небо бледное. Белое, рядами облаков небесного цвета в хмурый день. Радость выйти из башни без рва и моста. Идти к метро сквозь дворы тропами. Детские учреждения и грязный снег. Туннель перехода, ларьки, вход в метро. Суть стекла и начищенной меди, не говоря уже о зеркале. Отражение это рефлексия. Физика и обратная сторона, её отсутствие (и неразрывная связь). Цитата из Вен.Ерофеева о необходимости изучения (перечисление предметов, среди которых основы астрологии). В детстве я любил читать журнал "Наука и религия". События надвигались грозовой тучей. Встречи с людьми, досада и усталость. У Ели тридцать первого ели и пили, играли в лунное затмение. Круги. Земля и тело. Далёкость звезд. 40 дней. Совет св. Амвросия "терпеть на месте".

Рождение на севере Нижегородской области. Яблоня, под которой умерла их мать.

Россия-мама, когда бы. Наш день рождения. Потепление чувств.

Рука Вадима на спине. Его работа. Поздно вечером в субботу раздается звонок. Звуки музыки. Читает стихи из толстого тома французской антологии. Тема "смерти" в русской поэзии. Цифра восемь (8) : фатум, рок. Пляша и плача у забора. Русь: танцы и плач. Забор. За забором больница святой Евгении, заросший сад. Интенция ада. Табуирование тем, имён (в том числе стран). Необходимость изучения нумерологии, астрологии, Камасутры. Любовь к прогулкам, сами прогулки. Имена. Дом Гаршина на углу Советской, двадцать два дробь тридцать, по Девятой.

С новым входящим воздух и скрежет железной двери. Потом дрель. Холод с Лиговки как сирокко. Зеркальное отражение? Симметрия? Не знаю. Может быть тоска по классическому, стройному. Вот , например, вокзал. Неоклассицизм недавнего прошлого после позднего барокко. Холод, потом потепление. Петербургская зима, александрийское лето. Какой нибудь несбыточный сезон. По крайней мере, промежуточный. Александрийская весна. Петербургская осень. Зимние розы с вокзала, пурпурные, нездешние, но запела дрель и всё заблагоухало, воздух за железной дверью стал отражать миражи. Одежды люди преобразились. Двадцатый век, Московский вокзал. Дрель, железная дверь. Две розы, два дня рождения. Лунное затмение, белое лицо.

Сам того не думая, случайно, поставил знак вопроса. Март-месяц, вопрос. "Март, мама". Цитата из М. Море, мама. Мы в морге 11 числа в четверг. Цитата из другого М. "стансы к Малибран". Ne savais tu donc pas. Подражание. Повторение мать учения.

Сбивчивость от чувства. Холод ума может рассекать как алмаз стекло и лёд. Мягкие ткани одежд и белья. Ложь манифестов в красоте, туман обещаний. Теплота, испарения. Физика и метафизика чувств, аллегории и аллегаторы. Воспоминание о чудесном ученом-французе, который сажал свой сад и любил описывать растения, животных. Стиль это растения, животные ("сам человек"). Великая суббота. Неумение писать ("связать два слова"). Слова два. Стихия свободна, неукрощенна. Неприукрашена, сама красота. Неупрощенна, неуправляема. Стихийность. Порывы чувства, учение об аффектах. Язык и перевод. Называние растений и животных по-латыни. Язык как вода мертвый и живой. Ранняя весна, поздние звонки. Художества. Академии. Имена тел (мертвые-живые). Люди: имена, тела. Вода, воздух, огонь, земля. Пятый элемент. Midi va bientot sonner. Maman, avril.

Света сидит со мной в кафе на набережной, на пирсе, где "Александр Грибоедов", наш корабль. Она привезла рукопись, мои страницы. Невозможность прозы, дисциплина смирительной рубашки. Но есть корабль, снующие матросы, песни воды и неба, туристы оторвавшиеся от дыма труб. Приходит Вадим с подстриженой головой. История с собаками. Ночью Ольга уходит. Записка в её книжке. Две проститутки не могут спать в одной постели. Или: в одной кровати. На одной постели. Императив невозможности. Вадим пытается задержать её. Она на улице просит защиты у хозяина собаки. Вадим в крови. Письмо на корточках. Утро пенсионера. Чтение Морана. Турецкая ночь. Его замок в Веве, его квартира у озера. Невозможность и неизбежность. Любовь поэта к слову в начале века. Жирная черта. Как на иконах, где гора и грехопаденье, кости и череп первого человека. Путь на гору крест. Кино в Арзамасе. Тетрадь Манфреда, мой Пушкин, морское училище, мой остров К. Мои матросы с барабаном, рота возвращается с завода. Пора пить кофе и идти на прогулку. L apres midi d officier interprete. Тетрадь вплоть до Бельгии, до августовского дня, двадцать восьмого, воскресенья. И корабль плывет. Далекая Дания в бинокле, точнее сквозь бинокль: золотые поля, дороги. Почти: ни замков. Но море! Зимой, сезон девяносто девять, вспоминаем о летнем. Пенсионер. Коллекционирование: фетиши, коробочки, цветные бумажки. Волосы в белом длинном конверте. Визит Маруси К. к больному пенсионеру. Аллегорическая картинка. Визит Максима Р. к больному п. Привозят грибной суп. Не из Парижа. Максим, пойдем есть суп. Приглашение пенсионера. Invitation a la soupe aux champignons. Пусть будет стыдно тому, кто плохо подумает о нас и супе. Максим здесь рядом в свитере и пахнет табаком. Мне нравится этот запах. Сентиментальность пенсионера граничит с женской. Утробная чувствительность. Воспоминание зимой о сказке про фею, которую

Сегодня день рождения. В подражании поэту А.Т. могу записать "И женщин поздравленья". 25 февраля ...99 года.

Седьмое февраля, двадцать пятое.

Сказать, что "я давно предчувствовала это" значит не всё сказать.

слов, их сила в моей слабости. Говор волн. "Твои сказки, твои песенки". Их- моих. Птицы и звери зоопарка. Их слова в снегах. В клетках.

Слова разрывают пространство (Невского проспекта). Ерусалим, Рим. Путь из Москвы в Петербург. Веточка Палестины. Ищем банкомат. Звоним учителю италианского. Вспоминаем, что не помним и не знаем телефона. Звоним дочери Сонечке. Той, что утром закрыла нас в ванной. Точнее, ближе к вечеру, выходу. Просим девочку поискать номер телефона в коробке для бумаг, там, где. Она говорит, что газету "Из рук в руки" порвали для кошкиного туалета. И, что учитель сам позвонил. Разговор закончен. Вниз по Невскому. Ищем автоматы для денег. Везде отказы. Предлог: техническая неисправность. Цвет неба выражает отчаяние. Отвращение к видам деятельности. Идем по Невской перспективе как по Владимирке. Странница и пенсионер. Их страницы. Ноги, потом голова. Поют-танцуют. Мимо "Европы" как скифы. До лавки "Смирдина". Промежуточное и опереточное место для "иностранцев". Их толпа заходит, почему то только особи мужского пола. Особенно мужского. Глядят, уходят. Феномен туризма, форма фашизма. Ездят все вместе с фюрером. С гидом, путеводителем. Со своими убегающими диссидентами, с задающими вопросами. Это апропозито. Чайник чая , клюквенный пирог, "картошка". "Земляничная поляна". Гадание на Марко. Страница 22, четвертая строка сверху итальянского словаря. Atomico. Веер интерпретаций (преувеличил). Война? Элементарный. Простой, человечный. Сумерки спустились. Коробочка со словами италианскими. Как сказать мне для прекрасной Саши? Целительница ждет, вдруг вспомнила она. Лариса, дравшаяся (бившаяся) с Серафимой. "Гробь своих дуриков", вместо материнского благословения. Еще упрек: считает меня (её, Ларису-мать) авантюристкой. Опять жизнь как приключение. По Малапарте. Вернее, нет. По формуле: мы учили не по Малапарте, "жизнь как приключение".

Сняла "синюю шапочку". Не захотела быть "синей шапочкой", персонажем сказки. Уроки итальянского. Сегодня в шесть на канале "Грибоедова". Есть "Девушка и зверь" (фильм Кокто по мотивом французской сказки, римейк "Аленького цветочка"), "Девушка и смерть". Барышня и хулиган.

Собирание песен по деревням. Пение сказительниц.

Сомнительная польза, дурные приметы. Фигуры умолчания.

Спрятанность зверей. Скрытность животных, тоска людей. Из внутренностей вытягивается голос. Пессимизм, пассионарность. От лунного затмения до 7 февраля, дни. Минуты письма, клетки, путь по снегу к театру зверинца. Теперь я понимаю Другие цифры и наша собственная дата. Поездка на несколько дней в деревню. Там, где был дом - банька. Деревца в огороде. Скифским курганом сугроб.

Становится жутко, невыносимо страшно от такой красоты. Ферменты внутри, брожение (дыхание мертвецов). Диалектика воды (живой и мертвой). Некрофилия. Как назвать любовь к живым? "Как сказать мне для прекрасной Лалы". Голубец и Лара. Воскресенье на Театральной.

Строчки, шаги. Нитки, иголки в вазочке из стекла. Французский фильм по привычке вечером. Голос Майи Кристалинской как заупокойная молитва. Площадь Владимирская, мимо метро к бывшему дому. Шаги по нашей улице, чужой и далекой и все таки родной. Дом 15/17, с другой стороны 54, по Фонтанке. Вот цифры, иди и размышляй. Каждый день провода и проводы (встречи). Пансионер просыпается седьмого числа (7), красный день календаря как в семафоре. Писать льзя ли?

Счет на часы: двадцать дней. Путь по рыхлому снегу на день рождения. Ужасное и отвратительное исчезает. Цветов живых нет, зато есть цветы из камней. Цветы человеческих лиц. Вместо кадильных роз танго Пьяцолы. Стихи Ирины Львовны. И женщин тайная вечеря. День рождения, поминки накануне двадцатого дня.

Сюр. При выходе заплатил один рубль. Потом шел дворами и улицами. Встретил Колю с Миллионной. Живет теперь напротив больницы Св. Евгении. Как он выразился "со своей кривой" (белобрачной женой). Собирается в Квебек (Канаду), до этого в Германию. Жить очень трудно, признался он. На Старорусской, на углу с Новгородской. Рядом с Кирилловской. Улицы-родные звуки, живет и не знает в какой музыке. Коля с М. "оттуда". Еще одна связь с небом. Упорство в любимом занятии, релакс

Рисунок 2

. Потом. Потоп.

"Фауст" в переводе Жерара де Нерваля. Цифры, роторты и там. Знание: явное и "тайное". Их диалектика. Интенция зла. "Пора становиться плохой". Лежачий камень, вода.

11 часов. Утро, март. Голубая брошь. Эдит П. с черной видеокассеты. Ин мемориам.

La maladie bat la retraite. J ai voulu dire que le mal se retire petit a petit. Le chemin pour Ou. est tout blanc a cause des neiges. On dirais un ours enorme. Pas a pas on va loin. Impossible: le mot meme etant aime de notre poete.

Maman n est pas la. Maman n est plus. Couleurs de deuil: blanches roses sur les vitres.

Rose de la vie

Апрель, apres. Канун Благовещенья. Завтрак нашего пансионера, голубой халат "писателя", голубые кальсоны, коричневые сандалии на босу ногу. Ежедневность будто молитва, будто насыпание холма (старая картинка. Взятие турецкой крепости Измаил). Скизофренический метод (ключ). Тоска до слов. L angoisse. Ангелы.

Апрель, мама. Число тринадцать. Светлая седмица, вторник. После празднования пасхи. Кулич, крашеные яйца. Два. Одно, подаренное В. С., нашей тёщей. Другое - Сашей Петровой, поэтом. Розовая комната после дождей. Два дня лило. Одежда праздничная (шелковый шарф от Цапли, розовая куртка с капюшеном цвета майской зелени, первой, салатной). Саша Петрова хотела быть в детстве сапожником. Русский язык и род. Разделение для власти. Пол ангелов. Пол, который я мою на кухне. Слуг нет. Сам себе работница и дочь. И прачка. Прогулка по восьмой Советской. Улицы? Кирилловская, Мытнинская (бани топятся дровами), дворы, Старорусская, Новгородская. Девятая Советская разрыта. Бред переводчика.

Арт-терапия. "Врачует песнопенье", сказал Боратынский. Певица в черном. А зима вся в белом. И наоборот. Ночь белая (Nuit blanche) от снега и без сна, после зверинца.

Баня дровяная на Мытнинской. Светлая пятница. Льготный день. "Ветеран, пенсионер?". О, да. "Документы есть?". Есть. Номерок на верёвочке. 45. Раздеваемся, раз попали в народную баню. Народ и тема. Вместо "светлого" зала филармонии эта "темная" баня, между двух Советских. Где головы народа в освещении двух-трех фонарей кажутся с нимбами.

Барышня и сарацин.

Бежевое пальто на руле велосипеда в прихожей. Шейный платок не для зимы. Коричневые боты, руки любителя видеосъемки. Статуэтка мадонны из гипса.

Безумие примет. Дурнота от примет. Мойка, Медиатека. Мекка, Медина. Mois de Mars?

Бисер слов, зверинец вечером седьмого числа.

Близится двадцатый день. Слова, снега.

Бригада маляров. Русь красящая, рисующая. Женщины, мужчины. Пелла.

В это время лампу подвинули к старому шкафу для освещения дороги в У. Маруся читала своим голосом. Каждый во мраке смотрел и слушал. Ребенок был наряжен лисичкой. Я изображал лунное затмение, наряженный под Д.

Великий пост, великий инквизитор. Величие того и другого. Третье.

Великопостный визит на несколько минут. Стою у входа в мир таинственный. До этого случайного визита в общежитие был на Фонтанке у А.Т., моей гран-дамы со времен Императорской библиотеки. Узнал от неё о свадебке. Приближаемся к символике дат.

Взгляд за окно автобуса, холод стекла. Понимание и заднее число. Заднее и переднее числа и умы. Скизофренический метод (мовизм преодолевается). Сорная трава и поля за окном автобуса. Лучшесть позднего (раннего) мовизм. Диалектика плодов и злаков. Путь. Другие дураки по другим дорогам (варяги-греки). Выдумка жаргонов. Музыка над всем остальным (кавычки и привычки). Музыка над "всеми остальными".

Возвращение с кладбища другим путем, ведь все пути ведут. Латинское и греческое нашего сознания. Белоиндийское, красноеврейское. Были же белофины. Светлая седмица. В переводе значит "неделя". Пасхальная неделя. Как вчера солнечная, радостная. Картон, нитки и клей книг. Бумажные страницы. Чайки на кладбище, вороны на кресте. А зимой были чудные синички. Желтые и голубенькие. Неделя светлая. Все освещено. Этот путь с кладбища. Видишь издали городские окраины с другой стороны. Город с разных сторон. Наконец. Совпадение. Разные пути. Свободный стих. Дождь, ветер. Солнечная погода. Письмо от Ирины Львовны из Кириш. Огонь, рвущийся там из трубы в небо. Ряд воспоминаний. Калевала, кабала. Сила и сокровища. Письма и сотовые телефоны, телепатия. Вятка, Фауст (Вадим Ф.). Воспоминанье другого Мефистофеля. А. Васильев, Анатоль Август (28 августа). Фауст и Мефистофель как "Каин и Артём". Совсем нет. Но близость к Петрову-Бытову, пионеру советского кино. Горький и его университеты. Вятка, Тихорецк. Бело-черный период кино. Немое, разговорное: век. Черные и белые магии. Журналы: черные, белые. Период барокко, маньеризма. Мрамор музеев. Известняк кладбищ, гипс на могилах. Железо-бетон, гравий. Мыло, ванна. Утро пенсионера. Буквы "е" и "а" как у арамейцев. Пансионер стирает в ванной платки или кальсоны. Гладит на следующий день чугунным утюгом. Цэш был прав. Ритуальный город. Поезда и роза. Корабли, самолеты. События, встречи с людьми. Яблоки, бананы. Пасхальный кулич мы едим целую неделю. В дождь и солнце. Заграничные города (особенно столицы_ и наши девушки. Словно поэты, изгнанные. Беглянки, революционерки. Труд швейцарцев, деньги мечты. Смерть поэта, рождение. Весна в городском предместье, где кладбище. Птицы. Бумажные цветы. Кусты вербы. Я, мы. И ямы.

Волосы убраны под косынку (У Цапли такая же, скажет В.). Дорога в Уткину заводь. Зажечь экран и защищаться (нападать). Одно и то же, скажет Фауст. Сага о деньгах, своего рода Калевала. Роль скобок и кавычек. Выносить, включать. Диалектика сырого и мокрого. Живая вода и мертвая (как море). Тайна океана. Небо над У. (Ю.). Чу-щу пиши с буквой "Ю". Снова: Шаман и Венера. Завтра день рождения мэтра. 28 апреля. Переписывание букв как в прописях. Утро пансионера. Прогулка со странницами. Утро над Уткиной заводью, светлый день. На голове косынка (как на Цапле), на ногах "босоножки" из кожи. В голове пустота, в пустоте 6. Нажатие не той клавиши: и вместо двоеточия шесть. Красная чиненая как примус спортивная. Мы и потоп. На водах. Красная латаная и штопаная швейцарская рубашка с синими полосами. Даже не рубашка а спортивная кофта. Футболка что ли. Белыми трогательными нитками (художественная работа) зашитые кальсоны (на коленке). Ветер с Ладоги в сторону Залива. Воздушный коридор, голоса в ветре. Прогулка пенсионера по набережной. Учиться (недалеко от Уткиной заводи), учиться и еще раз. Пение и прогулки. Пансионер с пустотой, чтобы лучше звучала. Банки замурованные в стенах собора. Хитрость акустическая. А-а-а. А-А. А-а. Дикие леса уходят в былины и сказки. История продолжается. Экраны, акустика. Простота, пустота.

Воспоминания о. Ноги на земле в снегу, а тянешься к далекому прекрасному. Через красное (тюльпаны, что-то хорошее в атмосфере, еду в гости к гран-даме) к прекрасному. Этимология и хроматизм чувств.

Вот она мой в черном человек. Девять лет жизни в этом доме на берегу.

Впервые, кажется, приснилась за 50 лет.

Вселенский поминальный день. Радоница (С.Есенин). Всех помнят. Литературная кадриль, "Бесы". Учитель русского языка из Бессарабии. Гости из "обещанной земли". Опера "Садко", римейк. Вместо "подводного царства" подвал "Северного ветра". После "потопа". Прогулка до дома Саши вверх по Невскому. Окна, имена. По Мойке до площади с обелиском. До остановки в синей шапочке. "Синяя шапочка", вместо волков два спутника.

Встреча с девушкой Н., рожденной четвертого октября, год не помню, сказала лишь,

Где то Коля с Миллионной со своей "кривой" в верхних этажах (дом 16 по Старорусской). Мы идем по Кирилловской, пересекаем восьмую Советскую, кажется в этом красном доме был наш садик, вспоминается с трудом. Помню лишь дом на углу одной из Советских (восьмой? Девятой?). Когда пишу: волосы убраны под синей турецкой шапочкой, чтобы не развевались, не лезли в глаза. С Вадимом в Лавре покупаем монастырский хлеб, кладём в белые мешочки, теплый, живой. Душа хлеба как у Метерлинка. Обмен денег (семи) в гостинице. Делёж. Поиск заботы (тоски, музыки). Разговор с Лидой (нет денег, не хватает). Работа в детском бассейне при поликлинике с утра до вечера, маленькие деньги.

Грамматика языка в жизни. Le veuvage de notre fiance. Pour le mariage il n y a pas ni age ni raison. Une raison de ce mariage. Commerage.

Давнее предчувствие этого как будто древнее. Переживание белого дня. Тишина земли.

Дары волхвов и данайцев. В том числе капустный пирог и в память о старце бутылка Мадеры. Диск Пьяцолы. Кассета Кашина, брошюры.

Две розы, одна поэту, пурпурная, с Московского вокзала, там где огромное небо над котлованом нового здания, другая Ане, пурпурная, оттуда же, две розы как две сестры, как девушки не знавшие. Поднимаемся в галерею, нет, на галерею сто три, зеленые стулья расставлены, вечер поэта. Анина фотография, розовая афишка, другие фотографии. Анино боа из черных перьев на моем белом свитере. Поэт южной школы, а не "ленгвидж скул", стихи о Кавафисе, любимые Димой. Дрель, вдруг запевшая среди выступления. Верность случай-ного. Неожиданное нарушило рассказ о барсуках и норах, о шкурке и мехе, пении ветра, барханах и скважинах глубинного бурения. О ходах.

Девушки во времени, прошлого и будущего. Их институт, благородство и простота.

Девушки с ученой степенью, девушки-космонавты, аргонавты, путешественницы, вышивальшицы. Разность случаев, неповторимость. Наташа и Валя, их Участь и юбки судьбы. Круги читательниц. Хор.

День первый: Зоопарк

До этого холодный и пустой дом. Возвращение из зверинца.

Желтые мимозы у метро, случайная встреча с девушкой Ирой, сестрой Оли. Говорит мне о стихах Сосноры. Соснора, желтая мимоза. Азбука Морзе. Точки-тире, точки-тире, такой разговор. Провожаю до перехода, где три огня: красный, желтый, зеленый. Виктор Александрович большой поэт той эпохи, памятник себе. Мама мне читала, когда я болел "Спасительницу отечества" как в детстве. Желтые цветочки для учителя.

Женский голос читает стихи. К.Маро. Adieux aux dames de la cour.

Забытое. Стиль это девушка из общежития, забывающая себя за работой на фабрике фарфора. Это другая девушка из библиотеки. Общежитие девушек. Улица Новгородская. Случай, когда мы с тетушкой, заехали на эту улицу как во сне, случайно на трамвае. Номер двенадцать. Потом взяли такси как во французском фильме, помню как из фильма некрореализма лицо таксиста. Возвращение в дом. Потом путешествие с тетушкой в Костромскую. Снег утром, здание вокзала. Дым над крышами. Как все знакомо и больно.

Завтра день Ангела, восьмое число марта. Что значит это число? Празднуем накануне, сегодня, седьмого. Опыт интерпретаций, включение и выключение головы. Когда шел вчера пустырем от Ленинского проспекта вглубь дворов, мимо играющих детей, видел обгрызенную собаками и и. детьми голову литературного персонажа (из дерева). Снег был сер. Шел проведать гран-даму Аллу Тихоновну. Прогулка по Ленинскому проспекту. Тюльпаны и мимоза, булочные, остановки. Ощущение иностранцев, которых не видно и не слышно в этом месте.

Завтра день рождения АД. Третье февраля по новому стилю. Южная школа, затмение луны, очки, белое лицо, потом чайник и таз как у цирюльницы, луну отмывают от белого сладкого грима. Девочка-лисёнок плачет, пора спать. Лишь луна в Тельце хочет чувственных наслаждений. Лица во время лунного затмения, его повторение. Подносят светильник с черным шнуром, когда свет луны исчез. Лицо завершение тел и их начало, анатомия конечностей.

Заупокойная служба

Звонок кузины, приглашение на обед. Слова красные как листки календаря, огни светофора. Смысл (опасность и красота). Объяснения для иностранцев. Красная значит красивая. Площадь, девушка. Красное словцо.

Звуки музыки от соседей сверху, словно балийская из компьютера. Жалость к цветам в конце зимы. Календарь Швейцарии еще в феврале, нежелание перевернуть страницу.

Зима и полюса. Южный (как кладбище), Северный. Пингвины, белые медведи. Зайчики из фарфора, пальцы девушки (сорока) 5 лет, лицо, черная шляпка с вышитым черным сердечком. Уют, неуют в доме на улице Седова, исследователя одного из полюсов. Удаление от романа по дороге на улицу Седова, на четырнадцатом троллейбусе, цифра её дня рождения. Её зайчики с морковками, открытки с лошадкой.

Избыточность слов. Лиризм. Название поезда "Родники Удмуртии". Вторая полка.

Изобретение фотографии, потом кино, книги, средств передвижения при помощи пара, реактивной тяги, электричества. Все движется. Иерархия движения, парадигма. Воронка, которая образуется. Черная дыра. Есть незнание основных законов. Остальные законы. Ответственность, от которой есть освобождение. Но не по незнанию факультативных и основных законов. Наитие. Страхи и ужасы, душа. Зима, розовые фильтры. Вчерашнее кино. Человек и закон. Дух и буква. Человеческое тело подвергается действию полей. Грубая и тонкая материи. Художницы в ботаническом саду. Женские тела среди растений среди зимы. Фильм-концерт. Движения среди цветов и объяснений экскурсовода. Пересечение миров. Тайная и явная жизнь растений. Защита флоры от зимы. Французская купюра голубого цвета. Маленький принц. Девушки и деньги, белые хламиды, тела. Равнодушная природа под колпаком стекла. Оранжерейность мысли. Мой белый день и их розовые фильтры, лианы, ветки и стебли. Их мексиканское кино, граница с Америкой. Грань живота. Ванная комната, белое с красным, следы преступного вмешательства. Преступники и жертвы. Граница вымысла и здравый смысл в возмущении. Девушки и объяснения экскурсовода, слезы и жесты, сцена на кладбище перед статуэткой мадонны. "Невеста-вдова" в белом платье с гладиолусами с соседней могилы. Брачная постель. Злодейство. Оранжерея столичного города П. Ветхость конструкций музейного сада. Смутное время государства. Преступность кино, розовый фильтр, краска. Блеск и нищета городских оранжерей. Греческая трагедия и фарс. Изобретение печати и колеса, бумаги. Нежелание писать, истинное и мнимое. Кино немое и разговорное. Тела актеров в луже. Перформанс в оранжерее. Кровь растений. Одиночество, полет.

Кажущееся действительное. Вновь взмывает вверх. Напряжение зрителей. Ах капитан мой капитан. Зима.

Календарь и голова, своя, чужая. Чужая голова, душа: потемки. Свет, солнце в марте. Мама молодая. Нам несколько недель, нам-ему. Он родился, а мамы нет. Он в наших снегах, а она

Кладбище в апреле, сиротливое и жалкое пение. В квартире разбросанность, на улице мусорный ветер. Фильм чувств. Поездка на автобусе за город, на кладбище. С голых полей веет жалостью (фраза литературы). Розанова в гробу, нам награда за свободные стихи. Заутренняя исповедь матросу Петрову. Комментарий к свободному стиху, новая тень Паунда. Дыхание мертвых, свечи на могиле. Цветы на водах Ганга, венки на Дунае. Их хитрость и наша простота. Комары, память о Египте. Ветлы новой Александрии. Наши камыши, песни. Наша "недалёкость" (поездка в ближайший пригород, на кладбище). Любовь этих сиротливых и нежилых мест ("оазисы" Обсерватории, совхоза-питомника цветов) к вам. Тяжесть учения, "легкое иго". Любимое бремя. Бой. То есть наоборот, борьба за мир. Бой в значении поэта. "И вечный бой". Странность страны не замечается вблизи, но из Швейцарии виднее. Хлеб Александро-Невской Лавры. Великие четверг и пятница. Злость и выносливость лошадок Пржевальского - коньков-горбунков, их укротительство. Звонок с Театральной площади, приглашение на казнь (чай). Вместо господина Пьера госпожа Б.

Кладбище Южное. Поют синички, сиянье дне. Горят восковые свечки, на белом саване снега красные цветы искусства. В комнате разложены фотографии. Пальцы и ладан у свечи. Аня подарила этот ладан, круглый катышек. Вот зачем . Анины слезы, анины перья. Анина мама молодая.

Книга "Здесь" Геннадия Алексеевича. И сейчас.

Книга Н.Клюева. Голова и черты, заветные и черные. Голова и ноги, пословица о покое от мыслей. Помню проплывали мимо Вытегры. Галина Степановна сказала "Родина Клюева". Мы проплывали на "Александре Грибоедове" в то памятное лето. Теперь март и корабли на приколе, но все же, кажется, что плывем. Или приплыли. Голова, отраженная в коричневой глади стола. Растрепанные волосы, руки . Белый потолок вверху, розовые с белым обои справа, золотая занавеска слева и край окна. Автопортрет в марте.

Красная птичка, которую увидел во время прогулки до магазина. Звонок с Театральной площади как из романа. Посты и инквизиторы. Земная жизнь Спасителя. Вчерашнее

Креслице в коридоре у Ларисы, сижу и слушаю музыку. День и дом. Тяжесть в членах, в голове, от маковки до пальцев ног. Приятность вечернего воздуха, идешь и не чувствуешь. Тяжесть и легкость, гравитация. Описание праздничного дня у кузин. 3 cousines comme trois graces. Опасное соседство, двоюродное родство, перевод с фр.

Критика спекулятивного ума. Самолет в небе. Взгляд снизу и вниз. Жак фаталист и его хозяин. Jaques Fataliste et son maitre. Фил, Ганеша: младшие братья Ирины Львовны. Ожидание номер три.

Rружится как птица. Сорок дней через неделю, а пока душа-птица прощается с родным местом.

Лиговка. Люди, не знающие, что они. Поющая дрель. Осока, камыши. Подтверждение догадки о том, что Александрия это южный Санкт-Петербург, а лучше сказать, на Средиземном море наш город, Венеция, занесенная снегами, Пальмира в Лете, в барханах песка.

Лицо под гримом как у актрисы. Стансы к моей маме. Спасо-Преображенский собор.

Лунный Пьеро, наряженный под поэта Д. в честь дня рождения в доме, где, чтобы вам сладко спалось вам постилают надувной из воздуха матрац и кладут рядом с вами С. ( Спирихин, Флягин и Хвостов). Чтобы лучше походил на поэта "южной школы", лицо намазали сладкой сметаной, хлебным мякишем закрыли на всякий случай глаз, на голову повесили шарф.

Мauvisme: цвет бледных цветов мальвы, молва, "красное словцо", Красная площадь, боль, фраза из фильма двадцатых годов о Жанне, лицо А.А. в роли монаха. Maman.

Мама, февраль. "Мама, март". Аффекты, торжество чувства над спекуляциями ума.

Манипуляция и головы. Взгляд из окон на поля. Выборность и назначение (одежда, мысли, красота лица). Наше пальто, турецкая шапочка, синие брюки из "военной ткани", солнцезащитные очки в черном футляре "Феррари" в кармане, черные военные ботинки, зеленые интересные носки (из-за резиночек). Шарф французский зелено-темно-синий (Гостиный двор). Одежда пансионера во время прогулок в апреле, в том числе во время поездок в ближайший пригород. Мысли. Дождевые черви, комары. Муравьи и более мелкие насекомые. Энциклопедический словарь, где всё показано и объяснено. Мысли следует взять в видимые кавычки. Точнее: сделать кавычки видимыми. "Мысли" как "думы". Мои чужие. Родные. Пейзаж и фразы, шаги во время дождя.

Мать и дитя, чужие знамена. Наши трофеи. После высказанного вслух П. Николаевичем о целесообразности "защиты". Защита это панацея от недугов. Щит.

Мексиканский фильм про ужасы убийства. Тела преступников в луже. Застрелены как будто при попытке к бегству. Экономическая подоплека п. Она в красном платье, он в парике. Фильм красочный, розовые фильтры.

Место и время для Реквиема. Чернота человека. Белый снег. Теплота в марте. Первые дни после дня рождения. Двадцатый день, двадцать первый, двадцать второй. Черный человек, снежный ч. Белый белый. Ослепительное солнце, капель, голоса, которые поют здесь и сейчас. Оттуда. Сюда. И наоборот.

Место терпения. Одежда, в которой терпят. Терпение не бывает (бывает?) без места и одежд. Зеркала и витрины, темные стекла, полированная поверхность стола. Топология и мода (терпения). Блуждание. Дикость людей и одомашненность животных. Отключенность холодильника, холодность комнат. Как черный шлейф после сна.

Мир девушек возраста лета и осени. Зима. Звонок П.Николаевича, вечного юноши.

Мои коричневые ботинки, моё наследство. Моя прогулка мимо Спасо-Преображенского собора, по Пестеля , мимо той вазы в саду. Мимо к медиатеке. Дворы Капеллы, музыка и камень.

Мои чудо-б.

Мороз, солнце: жизнь после Ш. После ночи, мексиканского кино, той мастерской автомобилей. Мужчина и женщина в старом автомобиле. Другая женщина с чемоданом в кузове грузовика. Маленькая девочка. Кровавая свадьба. Голубой халат пенсионера. Утро русской классической поэзии кино за окном и в комнате. Голова того другого, спинной мозг, биохимичские процессы. Тропизм. Рассказ о видеосъемке в ботаническом саду. Руки девушек и ветки. Глаза изумленных людей. Жизнь в искусстве. Жалость ждущих. Неимущие и песок мексиканской пустыни. Имущество вдов. Ростки их желаний. Жизнь за пределами оранжереи.

Московский вокзал бесподобен в лунном сиянии. Люди, пассажиры и милиционеры. Тайна имен, звездное небо. Хотя звезд не видно из за тумана. Есть протяженность зимы, серебряные рельсы, электрические провода. Надевание голубого халата и плач. Тайна смеха. Одежда в этих кругах колдовства, магии, обмана чувств. Телефонный звонок, женский голос говорит о пупсе-англичанине. Англичанин после лунного затмения, голый как игрушка.

На Неве такая деревенька не деревенька, а населенный пункт. Финское название. Летом мы с бабушкой проводим несколько дней в этой Пелле у её знакомой. Летние сезоны. Вербальная и невербальная стихия. Языковые (сигнальные) системы. Имя розы. Интернет. Поэзия до и после. Над - под. Стихии. Между умолчанием и рассказом (повествованием). Смех, слезы. И вдохновение. Я льну ко всем, хотелось мне сказать ей. Я люблю постоянство. Дождь и искуственная гроза. Искры от линии электропередач (троллейбуса). Укрываемся в кафе розовом с синими под мрамор столами. Она достаёт под цвет стола ручку, перочинный наш швейцарский ножичек. Коробку спичек с "Белочкой". Пьем поддельный сбитень. "Сбитень". Потом "минеральную воду". Опаздываем на урок итальянского из за "грозы". Читаем "апрель" Нерваля. Про пыль, хорошие дни (погожие), которые давят, наводят скуку. Зелени нет абсолютно. Только розовым чем то покрыты (раскрашены) деревья с черными ветками. Les arbres aux rameaux noirs. Потом идут дожди. Все резко зеленеет. Весна словно нимфа свежая (розовая) выходит из воды.

На следующий день "цветочный одеколон" разлился по слову поэта и весь зал оказался в благоухании. Запах и идея "цветочной кёльнской воды". Золото волшебной иглы. Я просыпаюсь от одного сна. И погружаюсь в чудесный другой. Кёльнише вассер.

На улице наступило облегчение. Угол Офицерской улицы, недалеко от моста, за которым фонарь и аптека поэта. Переход этого моста как Суворов.

На шкафу картина Леонардо да Винчи, голубая мадонна. Завод покупают американцы, шестьдесят семь процентов акций.

Наша икона. Падающий луч света. Приём у Ларисы на Пасху, красное вино и хлеб. Потом блины. Сашу Петрову провожаю до остановки, прогулка под дождем номер пять. Первый блин получился пресный. Маца. Вадим ушёл, когда в дом взошел Юра. Месть женщин. Quand la vengeance bat son infernal rappel. Обратная сторона ласки. Волосы и драгоценности. Встреча на канале "Грибоедова". Я плохой укротитель, артист цирка. На мне белая арзамасская футболка с БТР, голубой халат. Воспоминания о лесе, дожде. Ответственность за прирученных, цирк и школа, зверинец (бестиарий). Каббала. Und Liebe. Я опоздал на фильмы Д.Джармена. Настоящая поэзия эти опоздания. И повар. Чтобы не сказать кухарка. Управление государством. Кулич купил у метро на площади Александра Невского, в Троицком соборе Лавры освятил. Ночные разговоры по телефону ("Исповедь") с Сашей Петровой. Sacha Petrof. Вадим Попоф. По каналу "Грибоедова" идем в сторону Новой Голландии. Две уточки в грязной весенней воде (словно) городского зверинца. Саша различила их полы, назвала своими именами ("уточка и селезень"), на львином мосту. Вода словно больная, позднее безумие и раннее, в день Пасхи.

Не даром вспомнилась Гамаюн, птица певцов. Песцы, писцы.

Нео это новое. Котлован название Платонова. Небо над котлованом это мираж или петербургская реальность. Когда писатель создавал свой котлован, разве он думал о небе над Лиговкой, о вечере поэта АД, о днях, предшествующих, белом лице, тюльпанах, нарциссах. Чем случайней, тем милее черты и даже лязг железной двери, врывающиеся струйки холодного времени, побеждающее неутомимо скуку поэта, его скоростную магистраль, старое зданье вокзала в неоклассическом стиле, отрадное томление по небу и отражения. Детство и настоящее. Лето в Виннице и зима на Лиговке. Аллитерации, ассоциации и ассонансы. Тюльпаны и розы, нарциссы.

Неповторимое. Белый день. Магия белых ночей. Туристы и мы. Покрывало с тиграми, сеанс письма. Песня Булата Окуджавы. Реквием в той лютеранской церкви Петра и Павла (святых апостолов), в бывшем бассейне. Свет и воспоминания. Света и Лариса. Звонки от Оли и Оли Е. (Цапли). Ступени света. Интересный чемодан, это нелепое и замечательное, одновременно, открытие в кавычках сделал я только что. Весь зеленый как болото и вставка черного, окаймленного красным, как мой кошелек. Письмо сквозь дикую грусть, которая временами доходит до тоски. Невысказанность и сочувствие пейзажей. За окном, во время наших прогулок и по дороге на Южное кладбище. Место своё как госпиталь или вокзал, чтобы не сказать казарма. День лечения. Водка, принесенная кузиной в пластмассовой бутылке "7 up", купленная на огромной площади (Московской) плоская бутылочка дагестанского коньяка 3 etoiles. Машина письма вдруг высветила календарь. Пятница, март, 19 число. Век двадцатый: это уже не машинная память, а скорее машинальная. От невысказанности в другую крайность. По ту сторону. Дальняя дорога. По ту сторону невысказываемости, почти через невозможное. Скляночки с жидкостью, капли не датского короля, в нашей стороне. Белая и коричневая. Путешествие на три могилы: дальнюю, и свежую, близкую. И как одну, наподобие христианского догмата: близкую, свежую и дальнюю. Где как в песне, земля и небо. От дня, где в сером облаке появилась радуга. Мост туда, за облака. Потом, зоопарк. Кулисы жизни, очередь в кабинку туалета для людей, артистов и публики. Зрители-шакалы, поэзия кулис, закулисье. Свежий воздух, мир зверей. Освещенный лекторий как портик вокзала или небольшой пристани. Розовая комната сорока дней, крепость, дальний монастырь. Тавтология. Из песни. Белые стены обители. Из какой то книги. Кажется, Розанов. Тяжело в учении. Легкость в чём? Дарвин и его "Наука побеждать". Сон прародителей слонов в нашей мерзлоте, под нашими снегами. Запах газа, воспоминание о далекой атаке на Ипре. In memoriam Дункан Севера, ушедшей гран-дамы Петровой-Бытовой (Татьяны Федоровны), огромная комната в доме 8, квартира 13, на Кировском-Каменноостровском, рядом с квартирами Петрова-Водкина, Кирова. Павел Петрович П.-Б., один из пионеров советского кино. Фильм "Каин и Артем". Продолжение дороги другими и теми же средствами. Другое и то, одно и то же. Круг сочувствующих, греческий хор. Путь из варяг в греки. Март. Крестные матери, отцы и мы. Иконостас мы изучали не по Ф., постигали в поездках. Последнее лето М. (in memoriam Бергмана). Пастиш реквиема, этюд. Постижение заупокойной службы. Кадиш Гинзберга-Сосноры. Имена и мы из варяг в греки. Тибетская, египетская книги. Реквием Кривулина-Моцарта. Бывший бассейн- лютеранская кирха, чудо высыхания. Храм Христа-дом советов. Баня на Марата-Николаевской-церковь, кинотеатр "Спартак"-кирха св. Анны. Поиск истинного пути. (Суббота энной седмицы Великого поста. 20.3)Понедельник Великопостный. Энная неделя. "Стансы к". Поливка герани на окне, заодно и кактуса. Продолжение репетиций. Средства и цели. Не форсировать события, а постигать задним числом. Ум и числа. Любовь к трем апельсинам, детская опера. Улица Правды, воскресенье, встреча с Валей по дороге в мастерскую по починке одежды. Событие. За прозрачной ширмой из матовой пленки сидит Цапля и ведет приём. Мне починят перчатку (шведскую), наложат заплатку из синего бархата, серебряными нитками. После ночи с В., комариной, не соловьиной. Египетская казнь, пенье комаров. Простынь в кровавых нитях, пятнышках, как после свадьбы в киноромане. Круги читателей, чтиц, почитательниц. Настоящий метафорический сад. Ж.Ж. на той незабываемой кассете, отвечая на вопрос о том, как он проводит время, после длинной паузы, говорит словами св. Августина. Проводы maman в темно-синей пироге индейцев. Путешествие сорока дней. Жерар Филип читает Дю Белле. Heureux qui comme Ulysse a fait son bon voyage. Песни пансионера. Его утро. Сегодня он стирал голубое в тазу, в ванной комнате. Кальсоны это любимая одежда девушек востока (шальвары) и нашего пансионера. Любовь к простой и чистой одежде небесного цвета. Можно ходить, не стесняясь по комнатам, выйти на кухню. Для выхода "в люди" прикрыться для приличия верхней одеждой. В одежде как в небе есть верхнее, нижнее. Краткое и длинное в одежде как в музыке. Цапля в черном и с белым воротником. Черно-белый период творчества. Отправление на небо лучшего и дорогого. Небесные сады и магазины. Наши иконы, доски судьбы. Арзамас, алжирцы.

11.00 вторник, двадцать третье число. "Март, мама". Вот что значат эти строки. Утро интерпретатора. Выбор императора. Слезы И. И слезы . Приглашение на почту. Invitation a la poste. Комарики в ночи, их пение. Розовая комната, красная мбль. Моль с кремовыми шелковыми крылышками. Красные же как из акажу муравьи. Воспоминание о наших иконах (Арзамас, Константинополь). Герой ненашего Союза, пансионер. О времени и ожидании чего то. Его одежда, лицо, мысли. И наши иконы. По-русски говоря, образа. Дым кино во время атаки, лексика и терминология искусства. Боевые слоны. Истерический роман. Роман (имя собственное) ожидает вас на ступенях дома кино, Караванная, 12, полседьмого. (Ни то ни сё, половинчатость времени для ранде-ву, как полузадернутая занавеска). Впрочем, ничего. Выход в свет, полусвет и тьму. Собор во всё стекло. В кафе ! "На углу". Лицо Бурдина за стеклом. Разве это не прекрасное (редкое) зрелище. Зверинец . За стеклом и в движении. Бурдин с книгой. Грустная улыбка. Лучшее общение. Минута - две, от силы, мы в разных вагонах одного цвета, за стеклом. Детский день, отдых от экрана письма. Мир писательниц, стекло и взгляды. Прохожий человек из за стекла (по ту сторону) заходит к вам, садится за маленький столик. Романс сомнения, кажется Маснэ, в музее Антона Павловича, в Ялте, в исполнении Шаляпина, в прихожей, когда выходите. Мраморная колонна той станции метро (той-вчерашней), у которой прощаемся. Едем разными линиями. Прощаемся и едем в конце зимы. Возвращаемся в дом. Мы возвращение постигаем не по Ницще. А сами по себе. Le retour eternel. Такая ритурнель. Мир женщин и немецкий философ. Лошадь. Открытка, подаренная мне Наташей. Увидеть лошадь и зарыдать. Гросбухи. Дом кино. Прогулка от Лиговского пр. До Лиговки, 53. Это "Пушкинская, 10". Как у Кузьмы П. Валя, Саша, Глеб: имена под снегом. Письмо это сезоны. Сезоны это смена одежды. Демисезонное пальто. Это "Времена года". Картинки с выставки. Догадка об истинности любого пути. Значение акцента (ударения). Любого пути. Любого любого пути. Трое в троллейбусе, не считая автора. Минус единица.

Новая искренность: позабыть (хорошо) старую. Наши песни, в том числе: городские. Расбросанность и скрытость могил. Развеивание праха. Веники и венки. Пример слов. Футляр для очков "Феррари", темное пальто. Волосы на ветру. Синяя шапочка, купленная у мечети в (бывшем) Константинополе. "Скоро будет весна", слова из романса. От песни к дисциплине денег. Минуты письма: бред переводчика. Экран "письма", наша икона, на ней нательный крестик. Словарь.

О пользе воскресного письма-псалма. О как субботе размышление. Де, не в дне суть а в человеке. Воскресенье для человека. Дно человека, его высота. Опять парадигма, перевод на другой язык. После вчерашней тьмы дорог и ожиданий, огни трасс словно в романсе "Выхожу один я". Дно и сорок дней.

Теплая батарея сзади, труба марта. Куда теперь идти солдату?

Терпение перечислять. И здесь: число. Что ни день, то новое. Забытость старого. Вчерашние свечи в Казанском соборе, подвалы инквизиции. Полусумрак музея-собора. А точнее: в церкви светлее от свеч ламп, в части музея тьма. Часть письма, час. 6.51, суббота 13 число. Еще священник в черном говорил о сосредоточенности, о недопущении рассеянности. Подвалы и чердаки Казанского собора. Свет с того чердака, потом Арзамас.

Тётя Лиза рассказала, что видела свою маму (мою неизвестную как солдат) бабушку во сне, та чему то очень радовалась и веселилась. Мамина мама.

Тимур Петрович увенчал голову траурным лавром. Голову поэта под пение дрели, которая затаилась где то рядом, в осоке и камышах, среди пурпурных роз. Риторика одежды. Когда публика, пришедшие люди, молчала, вдруг запела дрель. Не переставая, с довольно большими промежутками, открывалась железная дверь словно в бункере.

Транс, пение и помехи. И попытка помешать: расстановка, а лучше сказать - постановка помех. Помехи, чтобы не мешали. Включить экран и. Сухое небо.

Тюльпаны в вазе, белые нарциссы. В меня вливают красное вино. У меня белое как у Аркадий лицо. Бесподобный марусин голос читает роман. Цветы слушают. Часы остановились в моем доме, луна затмилась. Цветы: тюльпаны и нарциссы, голос среди цветов. Солнце вновь взошло через три дня, во вторник утром. Когда я готовил золотой мокко на моей кухне, раздался звонок. Московский голос из женской утробы, вечная девственность. Двойственность.

У А.Т. в гостях был жених. Выдаю замуж моих гран-дам. Пора уж. Замуж невтерпеж.

У братьев Гонкур были ли сёстры? Сестра и братья Синкаге рю и вчерашний вечер на Лиговке-Пушкинской, 10. Чужие цветы, не фиалки Монмартра, а подснежники у Московского вокзала. Свой (мой) шоколад от Саши, швейцарский, из Рима, полкило как полмира. Шоколад, детское слово. Далекое будто из книжки, из детства. Полдетства как полмира: цветы и сцена. Черно-белый период творчества и другой, цветное кино. Одежда пенсионера, заколдованного словно тем карликом. Которого увидели с бабушкой переходя Лиговку, в том месте, где стояла раньше церковь и где вдали тоже был фантом церкви, Греческой. Треугольник словно Б. Три разрушенных как разлученных грации: на Марата, на углу Невского и там в конце Лиговки. Как в фильме про барабанчик, про мальчика, который не хотел взрослеть. Другая фея у Московского вокзала в образе поэта ДА, проходя мимо, во время выступления поэта ДВ, когда я в шутку протянул ему букет подснежников, молвила "цветочный одеколон". И всё былое: переход Лиговки, карлик, разрушенные церкви. Форма треугольника. Московский вокзал. Май холодный как декабрь в Ш. Цветы у Кузнечного рынка. Тюльпаны, сирень. Всё сошлось как в небесной геометрии, все линии слов. Поэт Да и его слова о цветочном одеколоне. Как он просил меня осыпать цветами выступающего поэта. Рассыпать над его головой подснежники. В холодном как в декабре мае, словно в детской сказке. Флаконы с этим сказочным одеколоном стояли на буфете. Помню "Кармен", "Красный мак", Москву, лесные ландыши, сирень. Настоящая Богородица цветов нашего детства. Слова, сказанные поэтом в шутку. "Осыпьте его цветами. Чтобы лепестки падали на голову. Как снег в декабре". Последние слова сочинены мною словно издёвка над собой. Страсть к игре, сочинительству и над собственной страстью издевка как грустная улыбка поэта Да. Издёвка ласковая как хорошая подкладка из шёлка. Я придумал лишь декабрь в мае. Подснежники выросли, добрые карлики помогли их найти в нашем сказочном лесу. Чудо о цветочном одеколоне. Пансионер в красной швейцарской рубашке, бархатных оленькиных брюках с пуговицами "под золото" внизу, "от Оли же, "цапли" "золотом и малиновом" галстуке. В неизменных коричневых туфельках офицера. Заколдованный и очарованный с детства. Читающий в цветной обертке книгу. "Le journal du voleur", пo дороге к Фаусту в Новолисино. Любящий цветы как будто он п. Поэт, проходящий мимо, присевший на корточки и сказавший вам слова про "цветочный одеколон", разве не фея? Вернувший вас в область настоящего, восстановившего рай. Пока я ехал под землей, распускались цветы на небе. Друг ждал меня у памятника "Стерегущему", потом мы шли над Невой. Библейская сцена: пьяный фанат в голубом шарфе, спрашивает: не п. ли мы? Отчего прислонились к парапету. Мой друг ответил как апостол П. За меня. Я лишь смотрел на него, смешного дуралея, грустными и чуть насмешливыми глазами. Потом друг спрашивал меня о символе веры, я говорил ему, что не люблю насилия над цветами зла. Не п. ли вы, был вопрос. Друг мой ответил по совести. "Не п.". Неотрубленное грубо ухо фаната, не вытащенный из штанов пистолет, оружие страсти.

Ум Павла Николаевича из У. Огрехи ума. Пята героя для стрел, притягивание как мгнит. Манит как магнит. Они жужжа как пчелы летят, золотые. Опять дух и песнопенья. Песнопенье. Песни, пенье. Стрелы, пята. Уязвимость для слуха.

Ум, сердце. Талия девушки из общежития фарфоровой мануфактуры. Скляночки, чайники на столе, засушенные цветы как на Театральной площади. Гербарий, до соли знакомое. Провожает меня до троллейбусной остановки. Какая я худая, какое у меня лицо. Прямо как слова из любимого киноромана. Только там девушка на углу улицы, слегка пьяная, говорит герою. Барин, какой ты худой. Бывают и приятной полноты девушки, например Валя. Они как два полюса. Наташа и Валя. Их одежда, душа, мысли. Сделать гербарий из их мыслей, высушить те цветочки. Цветочки, бабочки.

услышал от Е., чтицы-художницы. Послал ей синее небо над Монбланом. Сам по белой лестнице. Утро. Белое, буквально, морозное. Тридцатое января. Белая рубашка с голубым орнаментом, серебряным. В шкафу на средней полке, под одеялами, тюбетейка из осеннего Константинополя, желтая и голубая. Икона старая, но не старинная, двенадцать праздников, с голубым и светлым, золотым. Воображение, утопия, идиллия. Страсть. Покой в полете. Беспокойство на другой высоте, при механических средствах, полет по средствам, но и тогда дано пережить предчуствие беды, катастрофы. Идеализм даже в предчувствии непоправимого. Греческое в нашем небе над Пулковым.

Утреннее письмо в родительскую субботу. 7.00. За окном светает, огни в голубом часе. Полет комарика на невидимом шарике. Цвет шарика. Писк живого. "Скоро будет весна" как в романсе. Наши ноги, руки, голова. Время прогулки по улицам нашего города. Время нашей прогулки, день и час. Встреча с Хвостовым на ночном Невском (около восьми часов), приглашение на выставку в четверг, не в следующий, а через неделю. Его горящие глаза как на портрете, портретах. Глаза горят и говорят в огнях вчерашнего вечернего. Отбрасывая "вчерашнее и вечернее", огни слов, глаза горят. Жизнь глаз в блеске. Полированная поверхность стола как река в детстве. Блеск глаз и воздух за стеклом струится. Воздух струится вчера, сегодня. Глаза живут тайной жизнью. Еля приглашает (по телефону) на выставку детского рисунка семнадцатого числа в "Борей". Детский рисунок. В порывах ветра глаза художника. Под маленьким мартовским словно детским снежком. Жан Жене во вчерашнем ночном документальном фильме. Мы утром пишем о Ж.Ж. Жанна Моро читает из Собора Божьей матери цветов. После могилы на марокканском побережье. Ноги идут, голова вертится как у кораблей. Мартовский воздух, экраны письма и тэ вэ. Серый и голубой и цветной. Книга Макина в воздухе розовой комнаты. Голубой день сквозь золотую занавеску. Все что блестит. Сверкает. Не только эта искусственная ткань, но белый день, струящийся воздухом. Слова в воздухе и на экране. Воздух за стеклом и в розовом под светом одиноких ламп, моих светильников словно посеребренных или сероватых. Мнимое одиночество предметов, их участие в повседневной жизни. Включение и подключение к электрической сети (среди прочих сетей). Сети жизни. 7.47. Пример мигающих минут, выпрыгивающих как глаза из сети или сплетающих свою собственную песнь. Вера Матвеева. "Я ушла гулять по городу". Ушла, осталась. Участие в заупокойной службе. Сеть света. Цель и средство. Множественное число. Одна, но пламенная страсть. Говорящие глаза среди искусственных огней перспективы. Обмен словами, узнавание в полутьме "Невской перспективы". "Как дела?" "Куда идешь?" "Я домой". "А я из сто третьей". Не стремление, а все таки встреча. Устремленность и огонь глаз, чтобы не сбиться с курса и не столкнуться с другим. Золото и серебро. Страсть копить, латинское слово, страсть собирать. Страсть наоборот: раздаривать. Золото в небе, лазурь. Галин сон о маме, который рассказан по телефону. Во время похорон она вдруг встает из гроба и зовет "Саша". Галя говорит, что меня ищут, меня нет. Сон другой: мама с тетей моют посуду, а Галю не пускают. Она просыпается в слезах. Слезы кузины словно вышитые, голубые. Покрывало сорока дней, вышивальшицы и плакальщицы. В Домпьере, в нашем православном монастыре (Ш.) маму отпевал отец Мартэн, с братом Пьером и сестрой Ою. Звонила Шарлотта и рассказывала. Снова до сна : фильм о Жане Жене. Так провожают (пароходы), слова из песни. Панихида. В то лето мама плакала, по ящику голубому сказали, что поезд сошел с рельс. Она думала, что я еду на этом поезде. "Жив", радость на пороге. Меня встречает в доме, провожает. Песня. Теперь я провожаю её в дальнюю дорогу. "Как родная меня мать провожала". Слова из песни. Визит тёщи с внуками. Внуки это мои дети. L art d etre grand-mere. L art d etre pere. L art d etre. Tout court. Мысли в метро (павильон с голубой буквой, который не перестает удивлять. О котором забываешь как о родном. О доме, земле. Такой странный способ передвижения. Поэзия туннеля. Светильники во время спуска, во время подъема. Как будто в подземелье Содома, голубые поезда, люди: чужие и свои. Их мысли. Одежда под землей. Их лица. Ult gjikjcnm? Nfv ,tccvthnyjcnm/ Где пошлость, там бессмертность. Интерес интерпретатора. Выбор императора. Чай и церемония. Автоматизм жизни, хрупкость фарфоровых фигурок. Музей и кинематограф. Мать учения. Великий пост. Великий Новгород, господин. Город-господин. Коробка спичек с такой этикеткой. Желтая приятная коробка. Это привет от Ирины Львовны. Прогулка мимо Владимирского собора в час заката. От библиотеки на Мойке через Конюшенную, по Мойке, мимо Михайловского, летнего, Инженерного, через Фонтанку, по Пестеля, заходим в булочную, покупаем за 2.80 ром-бабу, едим и идем до кафетерия, Литейный, 21, там доедаем и пьем. Сидим на подоконнике, низком и деревянном. Смотрим. Минута отдыха по дороге в тот же Египет. Спасо-Преображенский собор, служба в понедельник Великого поста. Мы и наши иконы. Писать об этих подошвах, пальцах, краешке спин. Головы, руки, ладони. Поиск жемчужин. В портфеле книга и видеокассета. От имени мертвой принцессы, К.Мурад, Трюфо "Зеленая комната" о свечах и культе мертвых. Такое совпадение. Кладбище и сам режиссер в роли актера. Сильная роль. Утреннее солнце сегодня в марте и вчерашнее во время вечерней службы. Когда вдруг солнце осветило позолоченную створку и колонны царских врат. Царство тени. И эта полоса света и Михаил А. в моих воспоминаньях. Михаил Архангел на левой двери. Солнечный луч на солнце царских Врат. Сверху у куполов в сферах освещенный ангел. Ангел в свете. Выхожу и вижу заходящее солнце на другом конце улицы Потом солнце зашло за церковь. Силуэт церкви. Вдалеке на вечернем небе. До метро по переулку, улице, мимо каменных и живых домов. Лица и камень. Камень каменеет как музыка оживает и звучит. Лица человечные. Среди камней. Страх живого, лампочки сигнальной системы (три огня) на переходе, мысли путаются при виде зажигающихся огней. Вспоминаются вдруг старые страхи, они тормозят переход, мешают идти. Черная вуаль. Метро, выход на площади Восстания. Вместо того, чтобы пересесть на другую линию, выхожу. Игра сил. Человек как в книге Средневековья. Сферы, расчерченные циркулем. Вселенная и человек в разных измерениях, в сигнальных системах. Прогулка по улице Марата до Кузнечного, по Кузнечному до дома писателя, сворачиваю во двор. Что ищет он в этом дворе с разрушенной стеной? Стена плача. Разрушение стены (дома), стертое из памяти. Оказывается вдруг пустырь. Выхожу сквозь несуществующую стену (плача), дом воспоминаний на Кузнечный, иду до рынка, мимо. Собор Владимирской богоматери. Дальше. Третьяковская галерея. До воспоминаний, до дома. Тот дом несуществующий, детская память. "Преступление и наказание", афиша на двери музея-квартиры. 21 марта, 12 часов. Обещание кино. Мои страхи, мои мышки, шуршащая солома. Животный мир, страхи. Инстинкты. Инквизиция. Инки. Кровавые жертвы, каменный храм. Разрушенная стена дома, снятие звука, биотехнологии, искусство. Животные страхи. Мы входим в наше метро, видим на стене над головами, спускаясь, панно. Золотое и радостное. Аллегория изобилия, подобие византийских мозаик. Буржуа-крестьяне, истоки слова. Макс о городе и деревне. Фильм Годара. Soigne ta droite. То, что он ставит себя, читающего второй том "Идиота", это достойно. Воображение себя профессиональным и. и князем . Место на земле, название фильма в фильме. Как на небе. О времени и о себе. Звонок Цапли во время новостей. 21 марта, инша Алла, встреча на улице Правды, в четыре часа, после фильма "Преступление и наказание" в музее-квартире. Сон о персонах. Свобода сна и освобождение белого света. Встреча со Светой и Ларой (по-гречески "чайка") во дворе Капеллы. Случайно, когда я выходил из библиотеки. Свету встретил в самой библиотеке, она сказала "Мы с Ларисой идем в Капеллу". Я вышел повидаться с ними, уходя из библиотеки. Они заходили в Капеллу через черный ход. Крылья. Двор Капеллы. Одежда по погоде, пальто папа.

Мир культовых зданий родины-города. Русские и шведы. Ниеншанц, торговая крепость. Любовь к отеческим гробам, в том числе и братским (сестринским) могилам. По пути домой, в наше жилище снов. Казанский собор, наполовину музей религии. Экуменизм, эвфемизм. Греческое в варяжских землях, у славян. Древнее. Пламя свеч. Это странный и таинственный город в сумерках и предрассветный час, город белых ночей, название путеводителя. Миф Санкт-Петербурга. Фильм о камнях. О свечах и грязных льдинах. Сумерки, фигура полководца. Чтение книг, стихия родной речи. Обскурантизм дней не смотря на белый свет. Озарение героя нашего времени. "Наше время". "Герой нашего времени". Illuminations. Лошадь у метро, собаки на сером снегу. Возвращение к зверинцу. Знать, что хочешь. Упражнения, сеть уловок. Розовая комната и черное вокруг в огнях (ночь).

Утро пенсионера. Название романа, по крайней мере, романса разночинной литературы. Аристократический выбор. Завтрак аристократа. Собака, кусочек хлеба en guise de petit dej, звонок в дверь. Классическая картина.

Фауст и печник.

Фауст открывает двери. Это вызывает во мне раздраженье: это дребезжание, лязг "засовов". "Как эти покрывала мне постыли", шепчу на кухне. Он, возвращаясь с "табакокурения" словно индеец, слышит (по восточному "бестиарию", он "лошадь", водит ноздрями и чутким ухом. Прядает.), спрашивает, что за "покрывала". Я говорю, что ничего, никаких покрывал.

Фауст отправлен строить печи (складывать, класть -*-) в Новолисино. Вадим это "Захар". Фауст это "Штольц". Таково наше расписание (ролей). Странница наша отлетела в Рим.

Фильм сказочный.

Фотографии из коричневой сумки, песни Майи Кристалинской. Кристаллы снега как савана. Песня, слезы как брызги далекого, древнего.

Хор девушек это и есть защита для пансионера. Голоса как тын, род ограды, частокол, но без голов как в сказке, безголовый, добрый. Забор, ограда как у Сиротского института. Терпение на месте, в прогулках, в ожидании. В отключении в включении.

Частота и чистота снегов. Иду через поле.

Чтение Клюева и Айги в эти последние дни. Песни Майи К. Вот и Реквием. Главное (тишина). Звуки и запахи земной жизни. Мои шаги в огнях б. города. В шагах рождаются картины, кинематограф головы, то, что до мысли. Куст поэзии (религиозное чувство).

чтение стихов на полу. Вчерашний вечер. Сегодняшний день. Солнце полосой на красном дереве. Вчера, сегодня календаря. Цифры, картинка. Сеанс письма, нити из

что скоро сорок пять. Черная шляпка с вышитым сердечком, покупала желтый лимон на Ломоносовской, в моем фруктовом ларьке. Её черная шляпка и черное сердечко вызвали жалость и сбили с пути. Она девушка с фарфоровой мануфактуры. Я пансионер. Как императрица Мария Ф. решил купить у неё зайчиков из фарфора. Пошли ждать троллейбус на остановку. Я чувствовал, что сбился с пути. Какая то сила в цифре 4 октября. Четвертое о. Вот и троллейбус. Счастливый билет. Комнатка девушки в общежитии фарфоровой фабрики. Маленькое личико, тоненький профиль.

Чуткость к слуху, словам, всему, что входит и выходит из системы сигналов. Что составляет первую, вторую. Учение о третьей. Встреча по воле случая с П.Н. на трамвайной остановке на Сенной. Что я здесь делаю? Жду. Вот идет Павел Н. Дождался. Не так. Еду к Ларисе. Передумал. Нельзя сказать, что очутился случайно. Стыдно признаться, что засмотрелся и вышел не там, где хотел. Увлекся игрой. Безумие. Громкость и тихость этого ненормального состояния. Диалектика тихого и громообразного. Голос из туч. Прогулка с П.Николаевичем до его У. (педагогического), до подворотни, там дворами. Дворы У., идущие люди. Не тратя усилий на изображение, а просто идти дворами к собору Казанской Б. матери. Звон.

Шум машины письма заглушает говор влн. Голоса и глаза. Окошко письма по сути иллюминатор, хотя не круглое. Борьба за испанскую корону. (Или: любой трон, всякое наследство). Неженское занятие. Но. И. дочерей века. Девственницы в латах. Они в обществе солдат (матросов). Любовь к металлической и кожаной одежде. Ветры и снег над головами. (Шум в головах). Потом ясность. Я сам такой К. Вышивание перлами, пение. Круги и квадраты письма. Квадратные площади и единицы измерения. Чтобы вышить один квадратный сантиметр (метр) необходим (единица времени). Сантиметры в ветрах и снегах. Голос гида (проводника), волос ж. и мэ (эм). По формуле: если б мог написать хоть ... строк о голосе и волосе. Голоса и волосы. Обкуривание комнаты, а точнее, угла, остатком благовонной палочки. Желтая свеча скоро станет огарком, траурная лента, остаток от швейцарской упаковки. И.Львовна в дыму (чаду) воспоминаний. Здесь и сейчас. Видеомаг. отказывается показывать французский фильм, вот уже второй раз, ставит помехи. Запад есть З. Потеря светлолилового берета, нежелание возвращаться и искать в доме кино. Философия и поэзия трат. АД и Батай. Самолеты над Ю. Bouritch, in memoriam. Бритье памяти Бурича. Длина и краткость. 27 марта, этюды для реквиема. Не успев стереть крошки со стола, едва совершив краткий утренний туалет (a propos, в Турции пишут "tuvalet"), спешим открыть окно письма. К чему такая спешка? 29 марта, понедельник. "Сочинил же какой-то". Будильник-понедельник. Свободная стихия, здравствуй. Воскресная прогулка до Театральной площади. "Мой легионер". Встреча почти на том же месте, что и годы назад. Он шел с Диной. Я еле узнал его. Сзади их аптека Блока. Сообщение о смерти кошки Каси как в Египте. Я сначала не понял, думал речь идет о человеке, когда услышал, что "Майина Кася умерла". События и люди. Комментарий. Трамвай четырнадцать. У ГД встречаю спину и профиль другого легионера (Ратмир). Встречи, что легче разлуки. Прогулка от театра до магазина, от большого голубого театра до огромного желтого магазина, цифры и цвета. Нумерология и хромология. Насекомые, обожествленные животные. Египет, ночь с В. Поле брани. Покаянный канон Андрея К. 1.01 "Скоро будет весна", слова из романса не вырубить топором. У нас он о. Ом. Никто, никогда. Река Лета, озера. Океан, моря. "В Тихом и далеком океане". Томогавки над У. Кнопки в Адриатическом море. Корабли и самолеты, кровь индейцев. Гнездо кукушки. Весна в Венеции, конец зимы в Санкт-Петербурге. Сеанс у экстрасенса. Категорические императивы, число. Цвет глаз, одежда. Мантии величеств, белизна халатов. Les anges, les anges dans le ciel. Желание якутского принца ехать во Францию и декламировать там стихи по-французски. Наподобие заупокойной службы, прогулки, нахождение в доме под музыку и музыку живую, как две воды. Красная книжка пансионера и зеленая ветерана для поездок на, с нашими людьми. Наши губы, наши иконы, отражения как в глади: предчувствие зеркал. 30 марта, вторник. Пропадание после, даты и отражения. Перевод, совершение в слове. "Каждое слово клинок/ Я в фехтовальном зале с тенью/ Бьюсь". У Димы вечер на фонтанке, первого числа, в восемнадцать. Звонок В. вчера вечером. Фильм французский, марсельский. Режиссер Робер Гедингян. Засушеная мимоза в зеленой вазе из стекла. Воспитание чувств/ педагогическая поэма. Комары кружатся ночью. Экран полета, ночное небо, телевизор. От Белого до свободного стихии. Моря. Поиск заботы, псевдонима. Писк комара в ночном воздухе комнаты. Набор слова, в основном, назывные предложения. Выбор словно ниток для вышивания. Белые стихи и нитки черные. Дома: от кино до дома на набережной. Силы: от мажорной, форс мажор, до минорной. Смерть в Венеции/ жизнь в городе святого Петра (нем.) Прогулка по улицам города св. Камня. Пансионер выходит из дома под арку на набережную. Понятие о своём элементе. Отстраненность. Тут же французский фильм 49 года. Une si jolie petite plage. О смертельной красоте голоса. Там и тогда/ здесь и сейчас. Дождь. Солнце в конце зимы. Жизнь в Санкт-Петербурге. Бледность гербовой бумаги. Комары в моей ночной Александрии. Индустриальный пейзаж. Освещенность и очищенность. Опыт описания этого места ничтожен. Кактус, герань. Из цикла (несуществующего) "15 лет". Свет после снега. Синие очки для смотрения на небо за окном. Другие очки с дымкой, для прогулок. В кожаном футляре, подарок алжирца. Они затерялись, потом вновь нашлись. Энтропия и экономия. Константин и Конституция. Телевизор. Экран письма. Одежда для выхода "в люди". Солнце сегодняшнего дня. Звонки в прошлом, письма. Ответственность и незнание законов. Называть предложения. Слова, слова, слова. Paroles, paroles, paroles. Черный пистолет в руке актера. Пустынный пляж. Дождь. Голос на черной пластинке преследовал и звучал неуничтожимо. Пластмасса украшений. Масса времени, скорость. Путь злака. Пыль дорог, книг. Пыль пути, дороговизна (дешевизна) книг. Обветшалость лозунгов, вылинянность материй под дождем. А мальчик в том фильме все бежит (попытка перефразировать Случевского, может быть и к месту). Место преступления, место события. Дождь, пляж, далекий голос. Другие в этой истории. Где песок, там и поиск драгоценностей (убитой певицы). Ад намерений. "Дождь смывает все следы". Парафраза другого фильма, виденного на Левом берегу, после визита с классом в стоматологическую поликлинику. Ужасная красота и сентиментальность. Исступление. То, что надо было. Фильм другой, черно-белый, словно краски сошли от дождя (снега), непогоды. Мадам Бовари, версия Клода Шаброля. Вечерний экран, невский берег, комары, французская деревня. Публика это я. Агония мадам Б. Как Наполеон отравлена мышьяком. Историческая версия, клевета на англичан. Одна из первых моих французских книг, казарма, Яуза. Какие то нежно-зеленые (бледно-голубые) таблетки от комаров. Свеча. Пансионер тушит свет. Энтузиазм, греческое слово, целое понятие. Вчера проходили мимо музея писателя в Кузнечном переулке. Минимализм. Вот еще слово вспомнил. Помимо энтропии. Сидели в кафе "На углу". Хорошо помечтать об Италии (И Италии), на прежнем месте, на давней родине. Император вас не ссылает на дальний берег, не объявляет вроде энтузиаста. Слова Порфирия Петровича, обращенные к Родиону: иронический Вы человек. Вы на родине, на невском берегу, с вашими комарами и французской речью. Европа и энтузиазм. Целая монография в духе Ф. Дым наших деревень смешивается с французским, гудки локомотивов тоже. Их и наш энтузиазм. Война в Сербии. Кафе "Балканы" на Невском. Массовая информация и гонцы. Глашатаи на площадях. История и настоящее. Прогулка по городу в обществе мужчины и женщины, молодых м. и женщины. Женщины и мужчины, молодых. Её детство в детском санатории, в Сиверской. Св. Земля, Италия. Этапность пути. Этапы и энтузиазм. Детские голоса, день на невском берегу дома. От океана до капельки, от внутреннего до внешнего. Голова пешехода. Пальто пансионера. Темные очки для свиданий, в черном кожаном футляре "Феррари". Закатный час на канале Грибоедова, на углу Невской перспективы (старинная гравюра, фотография довоенного проспекта. Все как живое). Или: после метафорического потопа, течения времени. Все смывается. Витрина с цветами. Как в Белой Индии плывут венки. Или на Дунае, как в песне. Gjkt. Айм сорри, забыл переключить на наш язык. Песни электронной почты не слышно, потому что не подключен. Ямщики, виртуальные поля, ветер. Вчера на Фонтанке в лимонно-желтом зале издательства "Лицей" русалки Фонтанки пели в честь белой книжки Димы Чернышева. Дима и дневник братьев Гонкур. Дмитрий Чернышев, соратник школы. Речь в честь пятнадцатилетия "Введения к мэтру". Enchanteur pourrissant. Мерлин нашего сказочного леса. Гниющий чародей, изволили перевести, господин переводчик. Каждый день борьба с пережитками, шелухой, остатками. Избыточность и недостаточность. Электронная почта, уровень энтропии. Театр жизни. Вот пример избыточности и недостаточности в одном. Совмещение или подмена понятий. Необходимость развернутого текста. Проблема времени и то интервью Жана Жене (Jean Genet). Лимонно-желтый зал и в нем черный Митя (внешнее одежд). Как сказал бы Виктор Александрович "симпатично". Зрители, публика. Жизнь ума, глаза и часть чувств. Благая и другая части. Лимонно-желтое, атмосфера из песни. Встречи с людьми, события. Тоска по . Сидеть и писать на пылесосе (круглая тумба-табурет в коричневом клеенчатом чехле). Писать на электронной машинке. Сезон это время года. Подведение часов электронных как раньше в деревне подтягивали гирьки "ходиков". Часы это "ходики" изб. Занятость людей. Изучение чего-то. Вопрос платы. Состояния: etats, situations. Вчерашняя музыка,её отзвуки и телефонный разговор под звуки. Вчерашняя булка, купленная в доме Шевченко. Вчерашняя прогулка. Границы "вчерашнего" и "сегодняшнего". Паспорта и визы, памяти кобзаря. Есть. Энтузиазм и другое состояние. Третье. "Раз. Два, три". Как на уроках музыки. Или "раз, два. Раз, два". Как при дриллинге. Площади и плацы. Разговор и болтовня. Хотя, последние два предложения не должны обозначать их параллелизм. Дриллинг и музыка. Война и подготовка к ней, разные ступени. Музыка и инструменты. Уши слушающих, эти врата. Двери, пороги. Калитки. Долетающее. Мы оказались отброшенными (заброшенными) сюда. Здесь и сейчас. Уроки перевода. Вчера лимонно-желтое и слова. Прогулка до слов. Они-мы. "Иду на вы". Экзальтация в любви к миру. Одержимость идеей мира. Поле брани. После. Наращивание текста. Учение об уловках. Луна морали. Солнце за окном. Радость уха, горла и носа. Учение о рецепторах для улавливания. Вероятности. Теория невероятного. Призвание "беспокойства" (Paul Valery). Наоборот? Шаги пенсионеров как детские. Прогулка пансионера. "Про заек", ваше истинное призвание? Метафорические зайки. A propos de notre vrai metier. После зверинца 7 числа: дни. Знаки препинания, окна. Утро пансионера, исправление времени. Телефон 0-60, "точное время". Манипуляция с минутами. О рукотворном и нерукотворном. Майя иллюзий. Вместо желтой свечи, синяя, такая же витая. Пол-пластины от комаров. Воздушные налеты западных европейцев на Сербию. Опять о песнях западных славян, о песнях ю. Называется одно, а чувства, затем мысли о другом. Не постороннем. 02 апреля, 1.29 по-новому ("летнему") времени. У французов минус два часа. "В горнице моей светло". Да, розово. Trois voeux comme 3 graces. Нежные европейцы и аборигенки здешних мест, мы и они. Все полы. И потолки. События и люди. Кафе на Петроградской, розовые стены. У Глюкли стеклянные окна-стены, потолки. Крыша. Третье апреля. Солнечное утро. Завтра Вербное воскресенье. Не для запоминания. Не завтра, а вчера. Впрочем, верно и то и другое. Завтра и вчера. Фильм "Преступление и наказание" в музее Достоевского. С детьми. Вербочки продают. Жалость и сожаления. Часы пишущей машины, часы вчерашние в доме писателя, остановленные двадцать восьмого января в среду. Траур снегов. На кладбище в субботу накануне Вербного воскресенья. Собаки лежат на газоне как тюлени (морские котики) под редким солнцем. Городское кладбище, самолет в небе. Страх (и ужас) летающего человека. Вербы, снег не растаявший. Ручьи и ключ у самой дороги между могил. Великий понедельник. 11.50. Время как в судовом журнале. Время "летнее", весеннее. Завтрак пенсионера утром в апреле по новому стилю. Молоко из темной чашки (черно-белой), кусочки белого хлеба. Варенье из черники в банке, гостинец из Костромской, от тетушки. Черничное варенье. Кусочек "александровского" пирожного, называемого просто полоской (с глазурью). Язык и пирожные. Наши иконы в розовой комнате, в Царьграде, в деревне в Швейцарии. Деревня Домпьер. Представления о времени и пространстве. Здесь и сейчас. До и после прогулок пансионера. 12.12. Мои У. Тающие снега и мантии величеств. La crise balcanique. И наши и. Снега и тексты. Лицедейство-царствование. Oh clown mon ami. Продолжение описывания завтрака пенсионера. Черничное варенье, белый хлеб из новой булочной в доме Шевченко (хлеб случайный). Кусочек пирожного (половина полоски с глазурью), чай. Фрукты (желтое яблоко, банан), грецкий орех. Остатки чая. Les gouttes du the? Des restes delicieux. Утренний туалет пенсионера. Его (моё) хождение в голубом халате. Avril, maman. Наша ненужность, о которой я прочел в книге Айги. Notre comment? Gratuite? Inutilite? Desinteressement peut etre. Невозможность перевести тот час. Размышление о "нашей ненужности" (по словам поэта) здесь и сейчас. Точка в программе мысли. Не то. Точка отсчета. Неудовлетворенность. Наша не. Спор древних и новых, нас-и-сейчас. Место для спора и время. Одежда для спора. Мысли и лицо. Во время спора. Розовая комната, серый экран. "Цвет дождя". За окном солнце пансионера. "Вам пользы б всё". Интерпретация пансионера в созерцании. Отец Филипп сказал: для созерцания нужна сосредоточенность. Созерцание требует вашего всего. Сеансы, сеанс. Включение всех. Связь и мир сей. Земная жизнь, зарывание (сожжение) останков. Сожжение и русский раскол. Книга, изданная давно в Бельгии. Мать-сыра земля и небо. И ручьи от тающих снегов.

Шум пирков, тусклый свет девичьей комнатки. Чтение сонника, оккультных брошюр.

Эндемническое состояние. Опыт описания этого. Эндемническое с., энтропия и Эдем. "Эдем, Эдем". Роман Пьера Гийота. Что дальше? Письмо ради письма. Получение из Веве, точнее, из деревни над Веве, письмеца. Смена состояний. Сезоны над дорогой. Дорогая дорога синоним любого пути. Гуттенберг и наши газеты под мартовским снежком. Нищета духом и дорога в дом кино.

Я поэта, сердце, никогда, ложь. Рефлексии, их губительность. Медлительность, осторожность. Победа над ложными светильниками. Торжество чувства, Спиноза. Наш писатель в белом мраморе слез. Наши: зима мраморная, холодная, чтобы лучше хранилась красота. Зима соленая, белая. Чистая.

Я экскурсовод по картинной галерее в столичном городе Эм. Объясняю любимые картины, показываю. Часть педагогической поэмы. Лариса из романса "Театральная площадь" попадает снова в больницу. Под нож. Зима девяносто девять, конец века. Звонок Светы, ларисиной журналистки.