На "Опушку"



За грибами

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СЕРГЕЙ КНЯЗЕВ
НЕСКОЛЬКО РЕЦЕНЗИЙ



Валерий Роньшин. Осенний карнавал смерти. СПб.: "Эксмо-пресс", 2001.

Сборники современной русской короткой прозы издаются у нас нынче нечасто: публика, как правило, предпочитает романы. Пятитысячный тираж книги совершенно чудесных квазиплатоновских рассказов Дмитрия Бакина, за который автор удостоился пять лет назад премии "Антибукер", до сих пор распродан меньше, чем наполовину – стыдитесь, интеллектуалы. Книжку Валерия Роньшина, думается, ожидает гораздо больший коммерческий успех: во-первых, платежеспособная публика стремительно умнеет (или, наоборот, читатель с запросами богатеет), во-вторых, "Осенний карнавал смерти" - это сборник юмористических (в лучшем смысле этого слова) новелл. Юмор Роньшина – черного цвета, комический эффект создается в большинстве случаев простой метаморфозой: мертвые ведут себя как живые, а живые, в свою очередь, неожиданно оказываются трупаками. Проза Роньшина, как кажется, растет из того же сора, что фольклорные россказни, многие вещи Хармса (отдельные сюжетные ходы, черные шуточки) и – в меньшей степени – Зощенко и его эпигонов (сказовая манера повествования в некоторых вещах). Ощутимо родство с Довлатовым (анекдотизм бытового абсурда). Автор не слишком-то изобретателен в концовках историй, финалы порой провисают, но в целом Роньшин – рассказчик превосходный. Единственный серьезный упрек, который ему можно предъявить – чересчур уж активное использование собственных клише и некоторое однообразие в приемах и композиционных ходах.

Сергей Носов. Дайте мне обезьяну. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.

В однотомник петербургского прозаика вошли уже известные его тексты (рассказы, небольшие пьесы) и новый роман, давший название всей книге.

Роман - о выборах в российской глубинке, анекдот не столько скверный, сколько просто печальный. Название - первая часть знаменитой фразы, приписываемой.Березовскому Б.А. Дескать, дайте мне полгода - и я сделаю из обезьяны президента. Можно было бы сказать, что будни имиджмейкеров описаны сатирически - в книжке немало забавного, если б не сочувствие автора к персонажам - даже вроде бы самым несимпатичным - и тотальная грусть. Не в пушкинско-гоголевском смысле, мол, как грустна наша Россия, а в другом - скорее довлатовском: мир уродлив, и люди грустны. Несмотря на несомненное мастерство Носова и несомненную же актуальность, бестселлером - пусть и интеллектуальным - роман не станет. Во-первых, он воспринимается как вторичный не только по отношению к пелевинскому Generation, но и по отношению к предыдущим текстам самого Носова, по сути перед нами авторимейк книжки "Голодное время, или Член общества": тот же герой - пьющий литератор, поступивший на службу, среди персонажей (как и в "Члене общества") - реально существующие питерские литераторы, в том числе, естественно, и сам Носов. Роман, как и предыдущий, пропитан, что торт кремом, цитатами, аллюзиями, шутками для своих, что, увы, резко сужает его аудиторию. А жаль: писатель Носов настоящий.

Когда случилось петь C. D. и мне. СПб.: Симпозиум, 2001.

Месседж книги - обаятельного раздолбая-неудачника, от лица которого довлатовские тексты и написаны, не стоит отождествлять с их автором. Более того, протагонист, как убедительно показывает Пекуровская, принципиально изготавливался лучшим, чем прототип. В общем, пока не требует поэта к священной жертве Аполлон - ну и далее по тексту. О книге довольно много писали в последние месяцы, ее преподносили чуть ли не как сенсацию. Увы - или к счастью - ничего сенсационного. Действительно событием она стала бы, если не уступала или хотя бы могла сравниваться с довлатовскими сочинениями - не получилось. Повторы, претенциозные эпиграфы, многословие. Дипломированный языковед, преподаватель филологии в университетах США, пишет "дешевая цена", эпиграмму путает с пародией etc. Разборы текстов экс-мужа в целом вполне себе ничего, деконструкция мифа "Довлатов" с помощью психоаналитического инструментария весьма любопытна как по исполнению, так и по результатам. Только вот, начав изрекать нечто наукообразное, Пекуровская не может из этого, пардон, дискурса, выйти без потерь, напоминая Остапа Бендера, запутавшегося в многочисленных "ибо", или, возвращаясь к Довлатову, похмельного филолога Алиханова из "Компромисса".

Забавно и другое. Авторесса уконтропупила многих из тех, кто составлял, как она сама презрительно пишет, "довлатовскую свиту". Единственный, пожалуй, из довлатовских дружбанов, кто предстает здесь весь в белом, это Валерий Попов, который - вот неожиданность-то - написал столь же беспомощное, сколь апологетическое предисловие, выдав знакомство с автором и персонажем обозреваемой книги за свидетельство об уме и таланте.