На "Опушку"



За грибами

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

АРСЕН МИРЗАЕВ
ПАРИЖАЧЬИ СТИХИ


Весна в Париже

В марте 2003 года
в Париже много
зелени
эбонитовых полиционерш
уютных ресторанчиков
маленьких кафе
крохотных галерей

Много Парижа
мало меня

 Больше Парижа -
меньше меня

Все больше его
все меньше меня

Пора удирать
не то
 через пару недель
от меня совсем ничего 
не останется...

Зато в Петербурге
меня будет
значительно больше



* * *

Париж – огромный СЕНОВАЛ,
Набитый Сеной. Я сновал
Туда-сюда. Я ночевал
С клошарами под Новым мостом.
Тепло, уютно. Очень просто:
Входи в Париж, ложись на сеновал -
И попадешь туда, где не бывал
И в снах – на небеса, к примеру.
А может быть, и в Тартар. Но на веру
Ты больше ничего не принимай,
Поскольку Парадиз – не значит «рай»,
А Тартар здесь – не значит «ад кромешный».
И тут равны и грешник, и безгрешный.
И этот адорай sur Seine (на Сене)
С тех пор так и живет во мне, Арсене...


Смерть в Париже

К Богу
дорогой звуков
затихающих постепенно...


* * *

Меня чуть не закрыли в том саду
на  avenue Victoria.
 Успел
едва-едва, признаться.
Подбегаю
ко входу. Там мадам из эбонита -
служительница, видимо, - с ключами.
С трудом
уговорил открыть ворота.

Недавно
я тут сидел с маэстро Новаковским.
Он стал экскурсоводом.
В рот ему
печальные германские евреи
глядят и головами в такт кивают.
А он все говорит и говорит
О Генрихе, Людовике, о славе
и ратных подвигах
достойных парижан.

И я сижу в автобусе,
с печалью
внимаю страстной речи Александра.
Экскурсовод от Бога. Самый лучший.
Знаток Лютеции, Версаля, Шантийи...

Он знает все. Я ничего не знаю,
но мысль одна приходит почему-то:
“А стоит мессы Внутренний Париж?..”


* * *

Жить в Петербурге
отдыхать в Париже...

Что может быть
к небес покою –
ближе,
к “не беспокою”?

Разве Смерть одна лишь...

Что в Питере найдешь,
то потеряешь
в Париже.

- Ну и что же?
Ну и что ж?
К какому выводу, приятель,
ни придешь,
а суть одна –
как бездна, что без дна,
как Бог Живой,
как неба глубина:

что здесь найдешь,
то потеряешь где-то,
а, может быть, 
как раз наоборот...

Небес покой 
не трогает поэта.
Его вообще 
не беспокоит это.
Поэт поёт.
Он знает:
всё пройдёт.


В Люксембургском саду

Очень ловко играющий в теннис 
лилипут

Голова Верлена
вырастающая из каменной глыбы

Голубь
загорающий на его темечке

Флейтист
в очереди на выставку Гогена
с трудом выдавливающий звуки
из своей черной трубочки

И – словно в Катькином саду –
стайки шашистов
шахматистов
нардистов
и даже картежников

Вот, пожалуй, и всё
если не считать меня
впрочем, мною
величиной бесконечно малой
в Люксембургском саду
можно пренебречь


ПАРИЖ (апрель) – ПЕТЕРБУРГ (июнь), 2003