ЕЛЕНА НОВИКОВА
ВИЗИТ

"Доктор, я не хочу жить," – произнес вошедший после долгой паузы, когда доктор, маленький человечек с профессионально-внимательными глазами предложил ему кресло. Доктор всегда безошибочно определял, кому предложить стул, кому кресла, кого посадить на краешек дивана, а кого и вовсе оставить стоять и постараться выпроводить побыстрее. Слава богу, насмотрелся. И доктор, дабы дать вошедшему привыкнуть к обстановке, куда-то отошел, к шкафу, что ли, и что-то там посмотрел, и все же всем своим тельцем, даже пятками, торчащими из каких-то нелепых сабо, и особым наклоном головы, – давал понять, что вот он здесь, с вами, только одну минуточку. Он даже зачем-то вымыл руки. А вошедший, мужчина лет 45, вполне респектабельного вида и с той благородной сединой, которая дает дополнительный шанс у женщин, и подбородок что называется волевой, да и одежда говорит о стабильном достатке, – если вошедший в кабинет поначалу видел только окно и доктора, вернее, доктора на фоне окна, то постепенно из небытия возникли четыре стены, раковина, телевизор, письменный стол, и, наконец, эта допотопная обувь на каблуках на ногах доктора, и происходящее показалось вполне приемлемым абсурдом.

"Рассказывайте," – произнес, наконец, доктор, тоже, наконец, сев, и тоже в кресло, а не отгородившись столом, что должно было придать разговору особую доверительность, интимность.

"Вы не возражаете, если я закурю?" – "Вообще-то у нас не положено... Сейчас я приоткрою окно..." Это тоже доктором было предусмотрено, он и пациент становились как бы сообщниками, и пепельница появилась на столике, и доктор достал пачку CAMELа, но курить не стал.

"Я всегда считал себя нормальным человеком. Не скажу приличным, но – нормальным. Способным контролировать свое поведение..." Доктор внимательно следил за руками пациента, они не дрожали, жесты были привычно уверенными, спокойными, и только жадность, с которой он затягивался, да еле уловимая дрожь в голосе – вот и все. "На психопата не похож," – констатировал доктор, – "и галстук повязан аккуратно, несмотря на волнение, и взгляд тяжелый, но адекватный. В общем, не наш персонаж, это ясно..." – и доктор позволил себе несколько расслабиться и потянулся за сигаретой, но не закурил, а стал вертеть ее в руках, как тросточку. "Я шел по Садовой. Был теплый вечер, и хотелось просто пройтись. У телефона-автомата меня остановила девушка. Попросила разменять деньги. Мелочи у меня не было, но она сказала, что хотя бы по пятьдесят, это ей будет проще менять дальше, и я протянул ей деньги, и она их взяла, и вдруг быстро-быстро побежала. В первый момент я растерялся. Мне она никаких денег, разумеется, не дала, т.е. обокрала и наутек. Для меня это не трагедия, но обидно. И я побежал за ней. Только тогда я заметил, какая там короткая юбка, знаете, какие они сейчас носят, и бежала она не по-спортивному, а шевеля всем подряд, так что я даже подумал, с чего она взяла, что ее не догнать. Я бегаю неплохо, и стал нарочно затягивать "погоню", чтобы посмотреть на это кино. Но зря: она быстро нырнула в подворотню. Впрочем, я успел заметить, в какой она влетела подъезд, и следом."

После этих слов мужчина вскочил, будто и впрямь собирался за кем-то бежать. Подошел к окну и замолчал, встав спиной к доктору.

За окном туда-сюда катались трамваи. Где-то запищала автомобильная сигнализация. В небольшом скверике на скамейке парочка пила пиво из жестяных банок и смеялась. Мужчине эта жизнь за окном показалась такой далекой и недоступной, как бывает после смерти близкого человека. Он молчал долго, доктор терпеливо ждал, словно рыбак, готовящийся подсечь, боясь сделать лишнее движение. Ловить нужно было души, из нагромождения человеческой лжи доктор вытаскивал кровоточащий комочек правды, и если это удавалось, человек становился перед доктором голеньким и беззащитным, и это были те мгновения счастья и власти, ради которых доктор жил.

"В этом подъезде так воняло кошками!" – неожиданно чуть не закричал мужчина, – "и на одну я случайно наступил, и она заорала. А эта бежала вверх, и толстые ноги из-под короткой юбки, неуклюже, некрасиво, тьфу! Я скакал через ступеньки. Я думал, она заскочит в квартиру и хлопнет дверью, но, видимо, этот подъезд был случайным, и мы поднимались все выше. Чердак был открыт, и дальше бежать было некуда. Она тяжело дышала, приоткрыв рот, волосы растрепались, юная воровка с алыми губами. Я тоже немного запыхался, и так мы смотрели друг на друга целую вечность. Я шагнул навстречу, нарушив это мнимое равновесие. "Нет!" – закричала она, и я увидел ее толстый розовый язык."

Мужчина развернулся и посмотрел доктору в глаза. С вызовом. Как человек, которому терять больше нечего. Словно он нарывался, чтобы по дну его души кто-нибудь прошел сапогами. И еще это было такое хвастовство, когда чем отвратительнее, тем лучше. Повернув все это лицом к доктору, будто наклонив над чашкой чайник с кипятком, готовым выплеснуться блестящей струйкой, мужчина каким-то десятым чувством угадал в собеседнике то настороженное внимание, с каким собака делает стойку, и вдруг успокоился. Все, что он говорил дальше, он говорил монотонно, словно читал заметку из рубрики "происшествия", будто та леска, на которой держал его доктор, оборвалась.

"Не буду говорить, что я с ней делал и как, но длилось это больше часа. Она смотрела как кукла, пустыми глазами, и не сопротивлялась. И когда я вдруг понял, что случилось, и мне хотелось смешать себя с дерьмом, – она встала и деловито, буднично отряхнулась, будто школьница отряхивает мел, отойдя от доски. И еще мы подняли столько пыли, что она чихнула, а потом вытерла нос рукой, размазав по лицу сопли пополам со слезами. Я не выдержал, сбежал. О деньгах я, разумеется, уже забыл."

Доктор был несколько разочарован. Ему даже показалось, он не у себя в кабинете, а в театре, и мужчина не пациент, а актер, заучивший несколько сентиментальный монолог. Доктор стал вспоминать, где он мог читать что-нибудь подобное. Но, спохватившись, что тот уже замолчал, спросил дежурным голосом: "И поэтому Вы не хотите жить?" – "Я до сих пор не могу убежать с того чердака. Я уже сотню раз видел, как она отряхивается. И эти сопли... Я пытался ее искать на Садовой, но безрезультатно. Может, она и не профессионалка вовсе, а так, очень нужны были деньги... Доктор, я чудовище. И единственное, что я решил сделать, это дать денег организации или какому фонду, которые помогают этим, изнасилованным. Вы не поможете мне это сделать, доктор?"