АЛЕКСАНДР ОБРАЗЦОВ
ДЯДЯ ГОША - ВОДОЛАЗ

На носу лодки сидел дядя Гоша в длинных сатиновых трусах и шарил в воде толстой проволокой, загнутой на конце. Его загорелое тело с татуировками было измазано илом. Он негромко командовал:

- Левым табань... Давай назад. Ага!

Раиса, сидевшая на корме, от нетерпения привстала.

- А-а! - воскликнула она, когда проволочная ловушка показалась над водой. - Попались, голубчики!

По дну ловушки среди ила и размокшего хлеба расползались раки. Дядя Гоша отцепил проволоку, кинул ее в лодку и, поставив ловушку ребром на борт лодки, стал доставать раков.

- Шугани их, Всеволод, - сказал он.

Всеволод пальцем начал отдирать раков от сетки и проталкивать к горловине, где их ожидала черная дяди Гошина рука.

- М-мать вашу тра-та-та!.. - звучал над рекой голос дяди Гоши. Солнце стояло еще низко, и мутная тень от камышей перекрывала неширокую гладкую воду. У деревянных мостков на той стороне плавали белые утки. Как только дядя Гоша начинал кричать, они хлопали крыльями и ныряли.

Это была последняя, шестая ловушка. Жестяная банка из-под томата вспучилась верхом от грязно-зеленых рачьих спин, раки расползались из нее по лодке.

- Давай домой, Всеволод, - дядя Гоша пересел на корму и разлегся там в позе Стеньки Разина. - Был в Шанхае после войны, и до того эти хунхузы всяких морских каракатиц обожают. И таких, - дядя Гоша перекрестил руки и пошевелил пальцами, - и таких, - он приставил их к ушам.

- А змей жареных...

- Ну, дядя Гоша! - возмутилась Раиса.

- А ты уши заткни. А яйца куриные они тебе просто в кипяток не бросят. Они их в известке запекут, так что яйца черные станут. И вместо белка - чернок. У русского человека после таких яиц кровавый понос начинается. И все у них не как у людей. Приходим мы в бардак... Райка, заткни уши, кому сказал... И они это дело не так, как наши казачки, а наоборот... Но угодливые! Ничего не скажешь... Угодливые и - пашут, пашут. В огороде сидит, чего-то там ковыряется, ковыряется, спины не разогнет... Идолы, а не люди. Сожрут они нас как-нибудь. В известке запекут и сожрут.

- А мы их - ракетами, - Всеволод, тонкорукий, с длинными черными волосами, дышал часто и поглядывал через плечо. Течения почти не было, речка блестела среди садов.

- Ракетами... Для ракет тоже боеготовность нужна. А если их поставить в сарае, а спать у женки, то толку от этой ракеты?

- Ничего, - сказал Всеволод, задыхаясь, - русского так просто не сожрешь...

- Аха-ха! - громко, широко зевнул дядя Гоша. - Чего это у меня на ноге, чирь, что ли? Давно не было... Давай на спор, зять, что я эту речку всю перенырну?

- На что... спорим?.. - Всеволод изо всех сил старался не задыхаться.

- На три литра пива.

- Давай...

- Греби к берегу!

Всеволод с облегчением повернул лодку.

Дядя Гоша выпрыгнул на берег и несколько минут делал дыхательные упражнения. Затем, нахмурившись, сложил руки по швам и начал входить в воду. Войдя по пояс, поднял руки над головой, шумно выдохнул и сказал:

- Только учти, Всеволод, за пивом в Новочеркасск поедешь. У нас в магазине нет.

Неслышно погрузившись, дядя Гоша пропал из виду. Всеволод смотрел на секундную стрелку и восхищенно качал головой. Раиса скучала.

- Ты про ковер не говори, - вдруг быстро сказала она. - Поедешь в Новочеркасск, привези еще бутылку водки...

Дядя Гоша вынырнул на той стороне речки и фыркнул. Теперь он старался не задыхаться, горстями бросая на себя воду.

- Хочешь еще на три литра? - крикнул он. - Обратно?

- Не надо, дядя Гоша! Верю! Сейчас я лодку подгоню! - Всеволод разогнал лодку и врезался в камыш.

- Ты, Всеволод, зови меня Георгием, понял? Я тебе не дядя, а родной человек, - сказал дядя Гоша, отмывая ил. - Это Райка меня все - дядя, дядя... А я ее с восьми лет воспитую. Нет, что ли?

- Ну так что? - сказала Раиса. - А крови вашей во мне нет.

- О, видишь? - дядя Гоша снова улегся на корме. - Она и тебе скоро будет говорить, что в ней крови нет. А сколько ты ее выпила?

- Ладно! - прикрикнула Раиса. - Хватит союзника искать! Дай-ка я погребу, Сев, совсем ты сдох.

Она села на весла, а Всеволод, избегая смотреть дяде Гоше в глаза, пристроился на носу.

- Я тебя за месяц, Всеволод, так накачаю, что сам себя не узнаешь, - сказал дядя Гоша. - Ты водолазов видел когда-нибудь?

- Нет.

- Смотри на меня. Дашь мне шестьдесят пять? Ни за что в жизни. Меня вся Персиановка смотрит, когда я иду. Девки у заборов бьются...

- То-оже, герой! - Раиса с удовольствием рвала весла. - По два месяца с радикулитом валяется!

- Радик - болезнь водолазов. Кессонная болезнь - тоже оттуда. Вам этого не понять, мокрохвостки. Суши весла! Швартуйся, Всеволод!..

Когда Всеволод вернулся из Новочеркасска, во дворе на печке в большой двухведерной кастрюле кипела вода с торчащими из нее стеблями укропа. В ней кувыркались алые раки. Под шелковицей был уже накрыт стол. Теща, тетя Нина, стояла рядом с плитой с полотенцем в руке. Она пристально посмотрела на подходящего Всеволода и лишь затем, с опозданием улыбнулась:

- Купил?

- Ку-упил! - Всеволод стеснялся тещи и говорил с ней оживленно, гримасничая и как-то вихляясь. - Сумка тяжелая, зарраза! Еле допер от автобуса... Я помогу!

Тетя Нина сняла кастрюлю с плиты и поставила ее на землю.

- Во... сила... - сказал Всеволод, переминаясь с ноги на ногу и не имея воли уйти в дом. - Здор-ровый у вас здесь народ!

- Зови к столу, - сухо сказала тетя Нина, начиная отлавливать раков шумовкой.

Всеволод вошел в дом.

- Там... зовут, - сказал он. - К столу.

- Купил? - широко улыбнулся дядя Гоша. - Вот это ходок! Просто метеор!

- Да... очереди не было, - заулыбался Всеволод.

- Сколько кружек выпил?

- Да... я хотел... под раков.

- Ну ты совсем по мне, Всеволод! - дядя Гоша, в тельняшке, в синих стираных штанах от рабочего костюма и босиком выпрыгнул из кресла. - Это ж как себя надо держать! Вот я бы точно три, не отрываясь, заглотил!

- Э-эх! - сказал дядя Гоша, разводя сжатые в кулаки руки. - Райка! Хватит дрыхнуть! Иди, Всеволод, устрой ей подъем, - он подмигнул и вышел.

Раиса, зевая, сидела на кровати.

- Что долго так? - недовольно спросила она.

- Ничего не долго, - Всеволод сел рядом и потянулся к ней.

- Ладно, нашел время, - сказала Раиса, но подставила губы. - Купил?

- Ну.

- Учти, когда я начну говорить про ковер, не лезь, понял? Этот ковер мама на свои купила. И поменьше ему поддакивай! Свою голову надо иметь.

- Да он мужик... классный! - сказал Всеволод, по-детски улыбаясь.

- Кла-ассный.. Чадо ты мое, - Раиса невольно улыбнулась в ответ и тут же нахмурилась. - Пьяница он! И бабник! И трепло, каких свет не видывал! А ты восприимчивый! Поэтому слушай его, говори "конечно", а сам фигу держи под столом.

- Да нет... он хороший мужик, - упрямо гнул свое Всеволод.

- Гос-споди! - всплеснула руками Раиса. - А я что, говорю, что он плохой? Хороший! Но когда ты станешь такой, как он, ты станешь плохой! Понял? Пошли. После третьей граненой рюмки дядя Гоша запел. От сытости он, откинувшись спиной на беленую стену старой хатки и полузакрыв глаза, пел негромко, сипло, но звук все равно получался густой и какой-то пронзительный: "Эй да в Таганроге, эй да в Таганроге..."

"В Таганроге начинается война!.." - подхватили резкими голосами тетя Нина и Раиса.

Всеволод наслаждался. Ему тоже хотелось петь, но уж очень он стеснялся тещи, ее оценивающего и, как ему казалось, презрительного взгляда. К тому же он боялся опьянеть и сказать какую-нибудь глупость. Ах, как ему нравился Юг! Какая здесь теплынь! Но больше всего ему нравился дядя Гоша! Всеволоду захотелось по-детски обнять его за шею, как отца. Он даже сделал движение плечом. Своего отца Всеволод видел всего два раза. Однажды они с матерью шли по Литейному, она толкнула его локтем и вполголоса, задыхаясь от волнения, сказала:

- Твой отец! В сером пальто!..

Отец был худой, сутулый, и Всеволоду он не понравился, как не нравятся люди, похожие на тебя. Отец преподавал в институте, а с матерью познакомился студентом, когда приходил в гости к своей сестре в рабочее общежитие. Мама жила с ней в одной комнате. Он, по словам матери, даже не знал о существовании Всеволода. И Всеволод, после той встречи на Литейном, об этом не жалел.

Когда кончили песню, Раиса сказала:

- Вы бы хоть приехали в гости, что ли. Посмотрели бы, как мы живем. В маминой комнате еще ничего, а в нашей...

- Ох, зять ты мой зять! - дядя Гоша обнял Всеволода за плечи. - А! Я тебе одно посоветую: ты ее унимательно слушай. Унимательно!.. А делай так, как надо... Ты эту знаешь? - дядя Гоша негромко пропел: - "Прощайте, скалистые горы..." А?

Всеволод кивнул.

- Сейчас споем... сейчас. Бабам я эту песню петь не разрешаю. Это песня водолазной команды Северного флота. Смотри, Всеволод, такую картину: сорок третий год. Вся водолазная команда в полном отрубе. А из угольной гавани подбегает катерок с зам начальником базы на борту. Такой... капдва. В морщинах. Срочно, говорит, построить команду. Строю команду. Я ее строю - она не строится. Потому что она двое суток без сна, в ледяной воде, а потом по триста спирта и полный отруб. А этот капдва молча так ходит, ходит... Он ходит, а я их выравниваю. А потом он мне перед строем сначала погоны... с мясом, а потом - все, что на груди навешено было... И, веришь, Всеволод, столько времени прошло, а я бы этого капдва... - дядя Гоша засопел, ухватившись руками за скамью.

Солнце ушло за шиферную крышу нового кирпичного дома, к которому хозяева пока не привыкли: там ночевали Всеволод и Раиса, висели ковры, блестела полированная мебель, а дядя Гоша и тетя Нина жили в старой хатке, где с раннего утра слышалось оглушительное кряканье уток в пыльной загородке, и рядом были летняя кухня и погреб.

- А в нашей комнате, - нарушила молчание Раиса, - вообще пустота, как в общежитии. И мы тот ковер из большой комнаты, за телевизором, с собой возьмем...

- Ковер? - переспросил дядя Гоша.

- Так это мамин ковер! И она мне его дарит на день рождения, в сентябре!..

- В сентябре... - без всякого выражения повторил дядя Гоша.

- Да она на свои купила! Вы что, не помните? Когда я еще в школе училась!

- Училась?.. - удивленным голосом переспросил дядя Гоша. - Шо такое?

В следующий момент тетя Нина уже тащила за руку Раису, а дядя Гоша переворачивал вкопанный в землю стол. Один Всеволод, переживая рассказ дяди Гоши, до сих пор сидел с горькой усмешкой. Он так и не понял причин суеты. И когда тетя Нина и Раиса заперлись на задвижку в погребе, а дядя Гоша пару раз саданул по двери ногой, Всеволод спросил:

- И ордена не вернули?..

- ...Очень уж он какой-то... не знаю, - говорила тетя Нина Раисе, включив в погребе свет и присаживаясь на ступеньку. - Какой-то... не мужик.

- Ой, - сказала Раиса, спускаясь вниз от двери, где она слушала крики дяди Гоши об орденах. - Вон твой мужик! Послушай!

- А что? Правильно, - спокойно сказала тетя Нина. - Надо им иногда волю давать. Он сейчас накричится, а потом месяц будет шелковый ходить.

- Так он же мне мужа портит! У него одна психология, а у Всеволода

- другая! Ему нельзя скандалить, он не такой!

- Да все они такие, - сказала тетя Нина. - Садись. Не знаешь ты еще мужиков.

- Да знаю я их, - помолчав, тихо сказала Раиса. - Знаю, мама. Я их в общежитии хорошо узнала. Лучше бы и не знать.

- Ох ты господи! - вздохнула тетя Нина. - Садись. Садись, доча!.. Давай потихоньку споем...

- ...И ты учти, Всеволод, - вполголоса говорил дядя Гоша, сидя на корточках у плиты и прикуривая от уголька. - Ты - номер первый. И никаких! Ты видел, какую я им атаку развил? А почему?

- Почему? - искренне спросил Всеволод.

- А потому что твоя жена... эта... дура! Как надо было действовать? А? Как?

- Не знаю.