ЮРИЙ САБАНЦЕВ
Рецензия: «Единорог», английские и ирландские стихи и сказки в переводах Г.Кружкова, Москва – Псков, 2003.

Одну из Государственных премий России за 2003 год получил известный переводчик английской и англоязычной поэзии Григорий Кружков.

Нужно заметить, что переводчик очень активно издаётся в последние годы, явно претендуя на первое место среди российских переводчиков англоязычной поэзии (и то, что его работа отмечена Госпремией, эти претензии увенчало). Однако отечественная история (и не только отечественная) учит, что головокружение от успехов приходит очень быстро, а вот уходить, чаще всего, не намеревается. Поэтому хотелось бы высказать несколько кратких замечаний о работе автора, на примере великолепно изданного московской «Молодой гвардией» и Псковской областной типографией сборника «Единорог».

Сразу предупрежу о том, что говорить буду только о переводах из тех авторов, которые мне знакомы по оригиналам (сам Г.Кружков английских текстов не приводит, и, замечу, вполне логично) – о Льюисе Кэрролле, Эдварде Лире, Хилэре Беллоке и Томасе Элиоте. Предупрежу и том, что заранее ставлю себя в довольно-таки двусмысленную позицию: так как далеко не каждый знает английский язык, то самих англоязычных авторов я буду цитировать не только в переводах Г.Кружкова, но и в своих собственных. Любопытствующие же могут обратиться к первоисточникам, если захотят докопаться до истины.

При этом прекрасно осознаю, что и мои переводы не лишены многочисленных существенных недостатков. Хронология велит начинать с Кэрролла, с «Охоты на Снарка» и начнём.

Итак, Балабон (У Кружкова. Я же отказался от сохранения начальной буквы «Б» в именах героев, и назвал его Звонарём) заявляет:

Знайте, Англия ждёт… Не хочу продолжать,
Афоризм известный затаскан…

Что здесь имел в виду Кэрролл? Да широко известный сигнал, поднятый над флагманским кораблём «Виктория» адмиралом Нельсоном, перед началом Трафальгарской битвы: «Англия ждёт, что каждый выполнит свой долг»! Можно ли переводчику упускать столь выигрышный момент? Оказывается, можно. Вот как поступает Г.Кружков:

Так смелей же вперёд, ибо Англия ждёт!
Мы положим врага на лопатки!

Не убеждает, скажете вы? Хорошо, ещё один пример. Льюис Кэрролл, конечно, имея классическое образование, хорошо знал римскую историю. Известно ему было, как Гай Юлий Цезарь усмирил мятежный легион в Галлии лишь одним словом, обратившись к легионерам: Граждане! – а не – Солдаты! Дав им тем самым понять, что считает их демобилизованными. У Кэрролла:

Начал: Римляне! Граждане! Слух навостря…
(В шайке все так цитаты любили,
Что за здравье его…

Как переводит это место Г.Кружков? Следующим образом:


«Цель близка, о сограждане! Очень близка!»
(Все поёжились, как от морозу…


Очень жаль, но смысл, и очень внятный смысл первоисточника утрачен и здесь.

Читателям английской литературы хорошо известно, что Льюис Кэрролл был математиком. И популяризатором математики. Не упустил случая высказаться на эту тему он и в «Охоте на Снарка». Цитирую:

Выбрать Три за основу расчётов мы можем,
Тройка очень удобна, пойми,
И прибавив Десятку, Семёрку, умножим
Мы на Тысячу, но без Восьми.


И делителем взяв, но весьма аккуратно
Девятьсот Девяносто и Два,
На Семнадцать уменьшим потом, и понятно, –
Результат будет точен тогда.

Соль задачки в том, что Кэрролл проводит арифметические действия в прямом и обратном порядке, и показывает, что происходит возврат к первоначальному числу. Все числа, употреблённые автором, мне удалось сохранить. Хотя и ценой неважной рифмы: тогда – два. А как переводит Кружков? А вот как:

«За основу берём цифру, равную трём
(С трёх удобней всего начинать),
Приплюсуем сперва восемьсот сорок два
И умножим на семьдесят пять.

Разделив результат на шестьсот пятьдесят
(Ничего в этом трудного нет),
Вычтем сто без пяти и получим почти
Безошибочно точный ответ».

При помощи калькулятора убедимся, что результат «почти» точен – два с половиной! А математика всё же наука точная совсем, не почти. Поэтому мне не совсем понятно, имеет ли смысл так гордиться (как это делает Г.Кружков), тем, что в полном соответствии с Кэрроллом, ему удаётся сохранить начальную букву «Б» в именах всех героев, если, к примеру, в описании судебного процесса происходит следующее: вместо Свиньи, сбежавшей из хлева, у Кружкова судят Козу за отравление реки!

Переводчик отмечает на обложке книги: «…порой переводчик настолько увлекался, что кое-что присочинил от себя. Особенно, когда он переводил поэзию нонсенса – Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла и Спайка Миллигана». Замечу, что нужно очень сильно увлечься и очень высоко себя оценивать, чтобы включить лимерики своего сочинения, никак их не выделяя, в общий ряд с переводами лировских, и простодушно в этом сознаться: «…переводчик…к лимерикам Лира подмешал несколько нелепиц собственного сочинения»! Представим себе переводчика, который с великолепным апломбом заявил бы – сонеты Шекспира так мне понравились, что я разместил среди их переводов и свои собственные сочинения, не считая нужным как-либо их обозначить! Неплохо выглядит также и троекратно размножившийся микроб в переводах из Хилэра Беллока. Понятно, конечно, что обидно бывает отказаться от кажущегося удачным варианта перевода, ну так и издай отдельной книгой все варианты! Нет, переводчик доводит до нашего сведения все три, причём все три одинаково далеки от оригинала.

Вообще, с Хилэром Беллоком Кружков поступает совершенно недопустимо. Четверостишие:

Увы! Нечувствителен Белый Медведь
К морозу, что кости мне гложет.
Ещё бы! Манто меховое надеть,
Что мне не по средствам, он может,

– превращается неведомым образом в следующее:

У ней роскошные меха.
Но я с хозяйкой этой шубы
Во избежание грехаv Не стал бы целоваться в губы.

Бедный Беллок в интерпретации Кружкова. Тезис о несчастии Беллока, попавшего под перо Кружкова, можно подтверждать текстуально неоднократно. Ограничусь ещё одним маленьким примером:

Дромадер – вот весёлая птичка горбатая:
Чего не скажу вам про Курда, ребята, я.

пишет Беллок. И трансформирует Кружков:

Дромадер по сложенью и росту таков,
Что весьма приспособлен для носки тюков.
Бедуину, шагающему с караваном,
Дромадер также служит удобным диваном.

Традиция переиначивания английских оригиналов в русской литературе не нова. Можно напомнить, что блестящий переводчик Самуил Маршак переводчиком зачастую, собственно и не был. Вспомню для примера, хотя бы перелицованную им балладу о «Мэри и Ягнёнке», увеличенную Маршаком с четырёх до восьми четверостиший и названную «Мэри и Баран». Во многом этого же способа придерживался и Корней Чуковский:



Элизабет, Элспет, Бетси и Бесс
Разорять птичьи гнезда отправились в лес.
Гнездо с пятью яйцами девам попалось,
Они взяли по штучке; четыре осталось.

– в таком виде приводится загадка в «Книге матушки Гусыни».


Марьюшка, Марусенька, Машенька и Манечка
Захотели сладкого сахпрного пряничка.
Бабушка по улице старенькая шла,
Девочкам по денежке бабушка дала:
Марьюшке – копеечку,
Марусеньке – копеечку,
Машеньке – копеечку,
Манечке – копеечку, -
Вот какая добрая бабушка была!
Марьюшка, Марусенька, Машенька и Манечка
Побежали в лавочку и купили пряничка.
И Кондрат задумался, глядя из угла:
Много ли копеечек бабушка дала?

– а этот прекрасный русский текст предлагается как «перевод» Корнея Чуковского.

Эту традицию с блеском продолжает и Григорий Кружков. Вполне резонно, замечу снова, не приводящий в своих сборниках английских оригиналов переводимых стихотворений. Но изобретён им, кроме уже вышеупомянутого метода включения своих собственных сочинений в ряд переводов из других авторов и ещё один способ воздействия на препарируемых авторов. Один из лимериков Эдварда Лира:

Вовсе не думал старик на Границе,
Что его жизнь должна измениться.
В танце Кошку кружил,
В Шляпе Чай кипятил
Он, шокируя всех на Границе,

превратился в интерпретации Г.Кружкова в следующее:

Жил-был человек в Амстердаме,
Не чистивший шляпу годами.
Он в ней невзначай
Заваривал чай
И в ней же гулял в Амстердаме.

А одна из особенностей «Книги Нонсенса» Лира, откуда взят оригинал, состоит в том, что Эдвард Лир был ещё и художником, и сам иллюстрировал свои стихи. Так вот на картинке к этому лимерику весёлый старичок льёт чай из чайника в шляпу, а другой рукой держит за лапу танцующую кошку. Поскольку кошка при переводе испарилась, то оформитель книги Сергей Любаев, подлаживаясь под перевод Кружкова, кошку удалил и с рисунка Лира, воспроизведённого в «Единороге». Лир-то умер, и никому не пожалуется! Возьмём ещё одно стихотворение Лира:

Очень часто старик из Варшавы
Удалялся в лесные дубравы,
Где вороны с грачами
Книги с ним изучали,
Что с собой брал старик из Варшавы,

– и изображён на лировской иллюстрации возлежащий на земле старец с толстенной книгой, в которую с любопытством глядят здоровенные чёрные птицы. Берём нашего переводчика:

Жил известный профессор в Найроби
Изучавший науки в чащобе.
Там под шелест синиц
Он читал пять страниц
И опять возвращался в Найроби.

И при этом обозреватель «Русского Журнала» господин Лукашевич, ничтоже сумняшеся заявляет, что Григорий Кружков здесь находит единственно верный логический ход (заключающийся, видимо, в использовании скороспелой рифмы синиц – страниц), а читателю, не знающему английского языка, всё равно, происходит ли дело в Африке или в другом месте. И невдомёк рецензенту, что даже не знающие английского языка сообразят, что синицы в Африке не встречаются, да и на картинке их нет. Читателю-то, может, и всё равно, да переводчик не должен этим пользоваться…

Вообще, активное предание печатанию переводов Григория Кружкова служит ему дурную службу. Переводчик, похоже, погнавшись за валом, перестал следить за качеством своих работ. Свои идеи увлекают его гораздо больше переводимых произведений. С Беллоком так случается на каждом шагу. Но, добро бы, так происходило только со стихами, здесь ещё можно сослаться на поэтическую специфику. Хотя и непонятно, почему не назвать всё это не переводами, а стихами по мотивам? Но вернусь к Эдварду Лиру. В «Единороге» приведён перевод прозаической сказки Лира «…о четырёх человечках, совершивших кругосветное путешествие».

Для начала переводчик изменяет имена двух из четырёх главных героев. Причём, если в случае Виолетты замена на Гортензию может быть понятна логически, то замена Слингсби на Рогаткинса при оставлении Гая и Лайонела (названного, кстати, Лионелем)? И вообще, в прозаическом тексте изменение имён мало оправдано. Любой внимательный читатель сообразит, что Феджин из диккенсовского «Оливера Твиста» по-русски является Фейгиным, но не называем же мы его так.

Переводя лировскую балладу «Сватовство Йонги-Бонги-Бо», Г.Кружков несколько лет назад назвал героя почему-то Йонги-Бонги-Боем, героиню – леди Джингли Глотт, а её мужа, Гэндла Джонса – также мистером Джингли Глотт (!). Поняв, что по-русски последнее звучит не очень благозвучно, в переиздании он изменяет Глотт на Джотт, но оставляет имена мужа и жены одинаковыми. Пустячок? Да, без сомнения, но режет и ухо и глаз. Не очень повезло и железнодорожному коту – Скимблшёнксу, из стихотворения Элиота. Он превращён в кота Фингли. В этом же стихотворении полка в вагонном купе трансформирована в канапе. Похоже, переводчик канапе никогда не видел.

Но вернусь к лировской сказке.

Увлекшись возможностью использовать «поводы и доводы», Кружков подменяет Мух синебутылочного цвета («синемух» в моём варианте, blue-bottle flies), живущих, к тому же, в синих бутылках, Оводами! При этом Виолетте-Гортензии приходится дарить Оводу оставшиеся попугайные перья, а не украшать ими причёску старой Синемухи. А Лировская идея-то получше будет! И таких моментов в не очень-то большой сказке полно.

Но всё это мелочи, скажете вы. И будете правы. Но громадная сумма таких мелочей (а я уверен, что их полно и в переводах из других, не затронутых мною, авторов – английские-то тексты укрыты!) основательно портит впечатление от книги, и вызывает вполне веские сомнения в добросовестности проделанной работы. Но и не мелочи вот каковы:

«…и вот они купили большую лодку, намериваясь (!) отправиться на ней вокруг света…»;

«Ямы принадлежали маленьким желтоносым обезьянкам, жившим в тех краях; в них они запасали варенье на зиму, чтобы в долгие холодные дни есть их…»;

«…из её (обезьянки) носа исходил такой невероятный, устрашающий храп…» –

так и для взрослых нельзя переводить, а уж для детей тем более.

Кстати, и «маслобойня», рукоятку которой крутят три братца, вряд ли поместилась бы в маленькую лодку, поэтому путешественники взяли с собой маслобойку!

Примеры можно было бы множить и множить. Нет места. Я, всё же, пообещал краткие замечания. Так что придётся повториться: оформление книги великолепно. Хотя и здесь, во многом благодаря рисункам и самого Лира, и прочих англичан. Когда же художник Сергей Любаев применяет коллажи, это слишком заметно выпадает из ансамбля.

С содержанием дела обстоят намного хуже.