АЛЕКСЕЙ ШЕЛЬВАХ
Стихотворения

«Попытка эпоса»
(Поэма)


Как вам известно, заводишко наш расположен
На берегу Малой Невки, неподалеку от устья.
Все вы знаете также, что каждую осень
Злые ветра налетают на город с залива,
Стопорят течение вод в реках, каналах,
То есть грозят наводнением... 
                          Ладно, короче:
Много лет назад, еще при социализме,
В нашем цеху трудился токарь Вавила,
Тихий такой, смирный, на все безответный,
Изо дня в день спину гнул за станком,
Но почему-то стал однажды задумчив
И, прекратив на один задумчивый миг
Спину эту самую гнуть, распрямился и молвил:

О Балтика, серебряная крона,
Где листья на ребро встают
По мановенью Аквилона
И рыбы в глубине поют!..
Давно уже мечталось мне 
Стать рыбой в бронзовой броне
И в море синее вернуться,
Махнув хвостом на эволюцию.
На что мне венценосный мозг?
Я с ним свободней стать не смог.
И руки, что еще умнее, 
Мне жизнь не сделали милее...
Избыть вселенскую обиду
Я вознамерился, да вниду,
Как в зачарованный чертог,
В предвечный круговой поток!

Ровно в двенадцать звонок на обед прозвучал.
Мы, как обычно, все устремились в курилку и 
Стали стучать костяшками домино. Стучали, стучали –
Вдруг парторг является, влача за ворот Вавилу.
Тот глядит ошалело, почему-то мокрый до нитки.
И объявляет парторг: «Вот полюбуйтесь –
Прыгнул с пирса в Малую Невку! Насилу
Вытащили его  –  отбивался! Ну говори, Ихтиандр,
Что означает твой поступок-проступок?»
И отвечал Вавила: «Я и сам без понятия,
Ей же богу, че это было со мной.
Может, я просто поскользнулся? Не помню...»
Но не удовлетворился таким ответом парторг,
Долго чесал языком и мылил выю Вавилы,
в асоциальных наклонностях его обвиняя.
Внял Вавила, доверие видом внушил покаянным.
После работы, однако, шагал одиноко.
Глянул на солнышко красное в розовых небесах.
Дрожь пробежала как мышь по серому пиджаку.
Руки раскинул. Зажмурился. Топнул ботинком 
И – воспарил, и пропал в преломлениях ветра! 
Что же, прощай, наш Вавила! Но вышло, что – нет, до свиданья. 

Небо наутро затмилось лиловыми тучами.
Ветры с залива (с моря!) гнали за валом вал.
Вздулась и забурлила Малая Невка –
Тесно стало ей в назначенном русле. 
С каждой минутой все больше воды прибывало. 

Мы, в надежде посачковать за счет предприятия, 
Глядя из окон цеха, реку молили,
Чтобы хоть на денек завод затопила. 
Но попритихли, когда вышел на берег парторг.

Руки скрестил на груди. Ноги расставил.
Взор негодующий вонзился в поверхность реки 
И завертелся, послушный энергии мозга!
Так стоял, как станок, взором стихию сверля.
Понял, в чем дело, рупором длани устроил
И возопил: «Эй, Вавила, опомнись, Вавила!»

И отступила, смутилась Малая Невка. 
И, приседая, попятилась в сторону устья. 

Тоже и мы, присмирев, разошлись по рабочим местам.

Лишь через неделю на завод явился Вавила.
Бледный, руки дрожат, изо рта перегар.
Спрашивали его: «Где ж ты был?» Не отвечал. 
Да и не помнил.


***

Зори здесь от влаги лазурны.
Страшен всадник из черной меди. 
На скамеечке возле урны 
Дремлет старец в сторону смерти.

Вечереет и холодает,
И летает мокрая вата,
И морская птица рыдает
Как сестра о гибели брата.

Петербургскую эту повесть
С малолетства знал наизусть я,
Как полжизни к жизни готовясь,
Спал Евгений в сторону устья...

Жизнь как жизнь – как сон беспробудный!
И напрасно палила пушка.
Океанский вал изумрудный
У гранитного плещет спуска.





***

Жили были
Там ли сям ли
С водки выли
С гребли зябли

Ну и влипли
человеки
с воли гибли
в новом веке


***

Дозреет песнь, как помидор,
В бездонном ящике стола,
а на меня глядит в упор
прозрачная, как воздух, мгла.

Уже затрепетавший зрак
Не отведу, не опущу, 
И миг за мигом этот страх
Прочувствую и опишу.

Выказывая мастерство
И тихой сапою сопя...
Ни для чего, ни для кого,
Лишь для умершего себя.


***

Напрягся кот – пасет воробушка.
Прыжок! Лишь воздух в тщетных лапах!
Урчит несытая утробушка.
Обиженный, ушел, заплакав.

Воробушек, в свою же очередь,
Букашку схвать был бы очень рад.

Жук, чтобы никаких проблем,
Весь, как он есть, оделся в шлем, –
Пусть птица, голодом гонима,
Разинув рот, проходит мимо.

О мы как мы! О век как век!
О все – противу страшных всех!



***

Что ни день, ветшает жилище,
Превращается в пепелище.
Этот юноша пожилой
Скоро тоже станет золой.

На судьбу наложено вето.
Кот похож на старого Фета.
Как пустыня, желта жена,
Жизнью, как и я, сожжена.


Камень

хочет и может быть только собой
даже Спинозой не хочет
никем и ничем другим
только и только камнем
на перламутровой стороне Луны
или нет на обратной
где уже и вовсе ни зги сознанья


***

Вечер. Буквы. Фауст, скучно!
Дни, как буквы, одинаки.
Ничего уже не нужно
В жизни, да и на бумаге.

Притомился жечь глаголом, 
И глядит в пространство сна
Глиняная, словно Голем, 
Безнадежная Луна.

***
Черепичная кровля клена,
Стрекоза, как стрелки часов...
Кем я был? 
 Одним из чтецов
Иллюзорного небосклона.
Вот закатывается Солнце,
А секунду тому назад
Было видно до горизонта –
И глаза от ветра дрожат.


***

Пламень звезд, винный грозд,
колыбель и погост,
птицы праздничный свист
и сырой желтый лист,
и в египетской тьме
под железный тик-так
сны о жизни и сме...
все в стихах, все в стихах.