ВИКТОР СОСНОРА
САБЕЛЬКА

Как говорят в таких случаях,
она была женщиной уже много пожившей,
пожилой женщиной.

"Сабелькой" ее прозвали еще в прошлом,
когда она только-только появилась на производстве.
И далеко не произвольно прозвали.
Длинная, как сабелька,
		да и злая,
девочка не беседовала, а -
жонглировала клинком!

У всех -
от сталевара Дюка до директора завода
("директор завода" - название собирательное,
сменилось потому что семнадцать директоров),
у всех закружились головы:
у одних - замедленно, как пружины,
у других - длинно, как пропеллер вертолета.

Сабля взмывала! -
		Взмах сабли! -
			Укороченный возглас! -
Голова падала, позванивая, возле отдела,
где Сабелька производила цифровые отчеты.
Возле отдела громоздилась баррикада из голов,
разноцветные волокна волос
пролезли в щели дверей,
в замочную скважину,
дверь отдела не закрывалась.
Создалась угроза похищения документации.

Директор завода,
голова которого была срублена также,
но колыхалась еще кое-как на соломинке,
директор завода
решило уцепиться за эту соломинку.

"Уволить по сокращению штатов" -
готовился приказ,
		когда Сабелька вышла замуж.
Никто, нигде, никогда
не увидел ее мужа,
ни у кого не было уверенности,
видела ли мужа сама Сабелька.
Но Сабелька вышла замуж,
чем водворила все головы обратно.

Годы шли,
	как говорят в таких случаях.

Из года в год
Сабелька опасалась сокращения
(она опасалась, что на другой работе
все по-другому),
на году стократно спрашивала сослуживцев,
не сократят ли ее.
Сокращать ее никто не собирался,
все успокаивали ее,
но она подозревала,
что это ее только успокаивают.

Сабелька стала прекращать покупки,
даже покупки мороженого
и прочих развлекательных продуктов.
Она стала совершать накопления
в сберегательной кассе, -
а вдруг все же сократят?
За множество лет
у Сабельки накопилось множество денег.

Иван Иванэсович,
тихий кассир в алюминиевых очках,
каждый месяц напоминал Сабельке,
принимая деньги,
	акцентируя:
- Итак, пожэнимся?

Было вынесено решение пожениться,
когда Сабелька выйдет на пенсию.
Так решила она,
а он только сутулил армянские глаза,
пошевеливал, как пальцами
толстыми ресницами.

Это лето выдало только четыре теплых дня
(каких уж там теплых - тепловатых!),
промозглое лето,
промерзали даже в свитерах.

В это лето умирали блокадники.
Инфаркты, последствия дистрофии, неврозы -
блокадники умирали мгновенно и мирно.

В это лето умерла и Сабелька.
Она не дотянула до пенсии 11 дней.
Все уже поздравляли ее с пенсией.
Все уже поздравляли Ивана Иванэсовича
с "пожэнимся".

Все мужчины завода ходили,
печально покачивая
когда-то срубленными головами.

Все знали о Сабелькиных накоплениях
и хотели похоронить ее торжественно,
как заслуженную производственницу.
- Много денег, -
	сказал Иван Иванэсович, -
много, как тридцать две получки,
но -
деньги аннулированы.

Ее хоронили скромно,
	и одни женщины
да Иван Иванэсович.

После похорон пошли в "Мороженое".
Мраморные столики,
юнцы,
сиреневое дневное освещение,
шампанское, -
поэтому женщины грустили в меру.
Ведь не было еще такого человека в мире,
который бы в свое время не умер.

Женщины позванивали рюмками,
по языку проскальзывали
маленькие ледяные глоточки шампанского.
Женщины разрумянились!
Табельщица подсчитала,
что не была в "Мороженом" четыре года -
последний раз была с дочкой,
другие женщины тоже подсчитали,
но делали вид,
что и не подсчитывали.
А Иван Иванэсович только сутулил армянские глаза,
да пошевеливал, как пальцами,
толстыми ресницами.

Когда они вышли из "Мороженого",
шел грибной дождь.
Небо вдвигало между домами
стеклянные, граненые доски дождя!
Обструганные голубые доски!
Стеклянные гвоздики дождинок
цокали
по лакированным кузовам транспорта!

- Июльская, - сказал Иван Иванэсович, -
июльская погода...

Он сказал это так,
как говорят в таких случаях.